— Изволь, расскажу все, что позволительно знать такому молодому мальчику, как ты. Со всеми злобами мира тебе еще рано знакомиться. Муж Нэнси с первых же дней стал обращаться с нею дурно, месяца не прошло после свадьбы, как он уже ее бросил, стал знаться с другими женщинами, напивался каждый Божий день, она ревновала, выговаривала ему, а он ее бил смертными побоями. Соседки научили ее пить, чтобы заглушить горе, и она начала пьянствовать, падала все ниже и ниже… Муж ее вскоре убился, сорвавшись с мачты — вероятно, был пьян — а она уже так привыкла пить, что не могла отстать, и пошла по дурной дороге. Теперь она не пьет — поняла, что окончательно может погибнуть, если будет продолжать. Живет она, не нуждаясь ни в чем, но все-таки жаль ее. Она еще так молода и такая хорошенькая. Всего четыре года назад она выходила со своим мужем из церкви, только что обвенчанная, — и что это за прелестная была пара!
— Где же ее родители?
— Умерли оба. Нехорошо, когда и мужчина пьет, а уж когда пьет женщина, так пиши для нее пропало. Убери книгу, Питер. Поздно уже. Пора спать.
Джо с каждым днем все больше и больше нравился своей доверительнице и уже имел возможность, за собственною ответственностью оказывать кредит своему другу Джиму Патерсону. Корабль, на котором служил Джим, уходил на днях в Лондон для нагрузки, и Джо дал юнге письмо к Мэк-Шэнам с просьбой сдать его в Лондоне на почту.
Письмо было коротенькое.
«Дорогой сэр! Я здоров, нашел себе место и живу понемножку. Пожалуйста, не печальтесь обо мне. А я не забываю и никогда не забуду ваших благодеяний.
Джо Мэк-Шэн».
В следующее воскресенье Джо вырядился в новый костюм и был, как говорится, в нем очень авантажен. У него не только наружность была красивая, но и манеры очень хорошие, джентльменские. Он пошел в церковь, а из церкви туда, где жила Эмма Филипс. Девочка ужасно ему обрадовалась, похвалила его новый костюм, взяла за руку и повела к матери. Мистрис Филипс оказалась очень приятной дамой, с приветливым лицом и почтенной осанкой. Свою историю Джо рассказал по прежнему варианту, то есть, что он из-за браконьерства должен был скрыться из дома с согласия родителей. Джо понравился Эмминой матери и получил приглашение бывать. Он стал делать это каждое воскресенье, но все-таки предпочитал встречаться с Эммой на дороге, когда она выходила из школы. Так прошло с полгода. Зима тогда стоял холодная, суровая. Джо на работе зябнул сам и знобил себе руки, и дул на них, чтобы согреться, а мистрис Чоппер ежилась и завертывала свои руки в фартук, но в общем все шло хорошо. Маркитантка была страшно довольна новым Питером, а лодочник Вильям категорически объявил, что новый Питер стоит по меньшей мере двух таких, как был прежний, утонувший.
ГЛАВА XXV. Обманщика обманывают
О побеге Джо из пансиона сейчас же было дано знать майору Мэк-Шэну. Известие привез сам начальник школы, который отказывался понять, каким образом мог произойти такой пассаж в столь благопристойном заведении, как его приготовительный пансион для юношей из благородных семейств. Это событие сделалось эрой в истории заведения. Стали говорить: это было до или после побега молодого Мэк-Шэна. Письмо, разумеется, было доставлено Мэк-Шэну. Его прочли, как столько уехал директор пансиона, и Мэк-Шэн стал советоваться с женой, стараясь уяснить суть дела.
— Я теперь припоминаю, — сказала мистрис Мэк-Шэн, которая сидела в глубоком мягком кресле и плакала, — я припоминаю, как он спросил меня, что значит умышленное убийство, и я ему объяснила. Помню также, что в публике здесь говорили про напечатанное в газетах убийство, совершенное маленьким мальчиком.
— Душенька, достань мне эти газеты. Сколько времени назад это было?
— Постой. Это было незадолго до того, как ты пришел с капитаном О’Донагю. Должно быть, следовательно, в конце октября или в начале ноября позапрошлого года.
Мэк-Шэн перебрал и пересмотрел громадный ворох газет и отыскал, наконец, репортерский отчет о коронерском следствии по делу об убийстве разносчика Байрса.
— Сопоставляя все, — сказал он, — я прихожу к убеждению, что убийца не Джо, а его отец, и что он убежал для того, чтобы спасти отца. Насколько замешан тут сам Джо, а не могу решить, но, зная хорошо обоих, как самого Рошбрука, так и его сына, я твердо убежден, что моя догадка верна.
— Бедный мальчик! Как оправдываются слова Писания, что грехи отца взыскиваются на детях! — сказала мистрис Мэк-Шэн. — Что же теперь делать, Мэк-Шэн?
— Сейчас пока ничего. Поднимать крик и шум значило бы причинить мальчику тяжкий вред. Ведь если его поймают, ему придется или взять всю вину на себя, или выдать отца. Я сначала наведу лучше справки о самом Рошбруке.
В тот же вечер директор пансиона опять явился к Мэк-Шэну и сообщил, что днем в пансион приходили двое мужчин. Один был, видимо, совсем из простого класса, а другой, несмотря на свой обтрепанный вид, принадлежал когда-то, должно быть, к интеллигентному обществу.