Браконьер

До получения теперешней должности сквайр О’Донагю, умаляя свой сан, служил курьером и во время этой службы хорошо узнал свет. Это знание света он только и мог оставить в наследство своим детям, потому что больше не имел ничего. А детей было много: три сына и восемь дочерей, и все здоровые, сильные, с соответствующим аппетитом. Поэтому, как только сыновья подрастали, он сейчас же отсылал их из дома пробивать самим себе дорогу. Старшего сына, юношу довольно вялого, он поместил к своему брату в мелочную и табачную лавочку в Дублине. Конечно, для потомка ирландских королей было не особенно почетно отвешивать на один пенс сахару или на полпенса табаку, но зато второй сын, мистер Патрик О’Донагю, с которым мы познакомились в Сент-Джемском парке, сумел до известной степени поддержать престиж знаменитого рода и сделал более приличную карьеру.

ГЛАВА IX. В которой с большим вниманием выслушивается совет отца

В качестве управляющего крупным земельным имением сквайр О’Донагю пользовался большим влиянием среди многочисленных фермеров поместья и старался всячески это влияние поддержать, чтобы извлечь из него для себя возможную выгоду. В отплату за услуги, оказанные им при последних парламентских выборах, восторжествовавшая при его поддержке партия предоставила одному из его сыновей патент на прапорщика в одном пехотном полку, стоявшем тогда в Ирландии. В одно прекрасное утро сквайр О’Донагю, прикатив из Дублина, объявил своему сыну Патрику, что он теперь прапорщик такого-то полка.

— Отчего не полковник? — глубокомысленно спросил Патрик.

— Оттого, что ты еще молокосос. Со временем. Бог даст, будешь и полковником, — отвечал отец.

— Ну, что ж, я ничего против этого не имею.

— Ничего не имеешь против! Да ты плясать и прыгать должен от радости. Ведь тебя карьера ждет, неужели ты этого не понимаешь? Ты не только до полковника, до генерала можешь дослужиться, разбогатеешь, сделаешься главным лицом в своей семье. Ты должен немедленно же отправляться к месту службы.

— Хорошо, отец, я отправлюсь. Но только, прежде чем дослужиться до генерала, я долго еще буду мерить землю собственными шагами, это я знаю.

— Ничего, ноги у тебя здоровые.

— Здоровые-то они здоровые, но из них я бы мог сделать и другое употребление.

Читатель, вероятно, удивляется, что Патрик О’Донагю так холодно отнесся к выпавшему на его долю счастью, но дело в том, что сей юноша был по уши влюблен. Это обстоятельство и охлаждало его патриотический пыл. В оправдание юноши следует сказать, что Джюдита Мэк-Крэ была действительно прелестнейшее созданье. Расстаться с ней было бы всякому тяжело.

— Как бы то ни было, ты завтра должен ехать в полк, — сказал опять сквайр.

— Ну, раз должен, значит, так и надо. Делать не чего. Поеду. Вопрос решен. А сейчас я, папа, пойду немного прогуляться, надобно размять ноги перед службой.

— Ты уж их достаточно размял сегодня, Пат, — возразил было отец, — ты утром исходил, по крайней мере, тридцать миль по горам, когда охотился.

Но Патрик не слыхал слов отца. Он уже был таков и перепрыгивал через каменную загородку, отделявшую огород его отца от владений Корнелиуса Мэк-Крэ.

— Джюдита, — сказал он своей возлюбленной, — я не знаю, как вам и объявить… у меня сердце готово разорваться. Завтра утром я с вами расстаюсь. Уезжаю отсюда.

— Патрик, вы это так только говорите. Вы шутите.

— Какие шутки! Меня записали прапорщиком в полк.

— Я умру, Патрик.

— Скорее же я умру от горя, тем более, что к горю легко может присоединиться пуля или пушечное ядро.

— Что же вы думаете делать, Патрик?

— Думаю пока ехать в полк. Мне нельзя иначе, я завишу не от себя. Потом вернусь. Мое сердце разрывается от части.

— А мое уже разорвалось, — рыдала Джюдита.

— Милочка, не надобно плакать. Этим не поможешь. Если только будет малейшая возможность, я вернусь и буду плясать на собственной свадьбе.

— Только эта свадьба будет у вас с другою, а не со мною, потому что я буду тогда лежать в сырой земле.

— Ну, я рассчитываю не на такой конец. Однако мне нужно идти домой. Выходите вечером к шалашу.

— Неужели же это так необходимо вам ехать? — продолжала Джюдита, вытирая передником слезы.

— Что же делать? Посылают. Но я вернусь полковником.

— Тогда вы и смотреть на Джюдиту Мэк-Крэ не захотите, а не то что жениться на ней.

— Потише, Джюдита, вы задеваете мою честь. Даже если я генералом сделаюсь, я на вас женюсь.

— О, Патрик, Патрик!

Патрик обнял молодую девушку, поцеловал и поспешил домой, напомнив ей:

— Смотрите же, не забудьте: вечером у шалаша.

Дома он застал мать и сестер в слезах. Они пересматривали и собирали его гардероб, о, очень скромный. Отец сидел у камина и, увидав сына, сказал ему:

— Подойди сюда и сядь. Я тебе дам несколько советов, а то в Дублине у нас, пожалуй, и времени не найдется поговорить.

Патрик сел на стул и приготовился слушать.

— Ты, я думаю, и сам знаешь, Пат, что быть офицером королевской армии очень хорошо и почетно. Никто тебя не посмеет тронуть, зато ты можешь тронуть, кого захочешь. Этим все сказано.