Бракованная любовь

Люблю ли я Руслана? Люблю. Он ведь не всегда был таким со мной. Первые несколько лет он искренне любил меня. Это читалось во всём: во взгляде, жестах, улыбке. Когда всё изменилось? Когда я упустила его внимание и погрузилась полностью в себя и свою проблему?

Наверно, после потери двойняшек. У меня до сих пор стоит без изменений их комната на втором этаже, которую я готовила к родам. Я полгода отходила от этой травмы. Едва с ума не сошла. Ничего не замечала вокруг себя. Наверно, тогда я и потеряла Руслана.

Глава 2

(За неделю до этого)

— Ну как? — смотрю на врача с надеждой, но он хмурит брови и продолжает молчать.

Водит по моему плоскому животу скользким датчиком от аппарата УЗИ и наконец, произносит вердикт.

— Вам нужен абсолютный покой… Хорошо, что вы среагировали быстро, но гарантий я вам дать никаких не могу.

— Значит, всё-таки шанс есть? Пожалуйста, скажите что есть. Я так хочу этого малыша.

Светловолосый молодой врач, ещё мальчишка, поднимает на меня серьёзный взгляд серых глаз.

— Я не хочу вам врать и обнадёживать. Вы должны чётко понимать угроза выкидыша почти стопроцентная, но шанс всё же есть. Если вы оградите себя от всех переживаний и стресса. Ну и позитивный настрой тоже многое решает.

А я верю. Верю, что всё будет хорошо. Ведь я заслужила этого малыша. Мы с мужем заслужили. Руслан ещё не знает, ни о беременности, ни о том, что я в больнице. После трёх выкидышей я решила ничего ему не рассказывать.

Встаю с кушетки. Низ живота тянет, как во время ПМС. Вытираю живот пелёнкой. Застёгиваю халат. Руки мелко дрожат и пуговицы не поддаются.

Забываю даже попрощаться, выхожу и иду в свою палату. Даже не представляю как сказать обо всём Руслану. Он сейчас в командировке.

— С тобой всё хорошо? — спрашивает медсестра на посту. — Бледная что-то ты подозрительно. Пошли давление померяю.

— Спасибо большое, всё хорошо.

— Ну-ну. Так, я тебе и поверила.

Хочу ответить, но не могу. Чувствую, что если хоть слово скажу, разревусь, как маленькая.

Медсестра подходит и обнимает меня за талию, прижимает мою голову к своему плечу. Я слышала, что её за глаза девчонки называют мама Клава. А на самом деле её зовут Клавдия Ивановна. Она тянет меня к столу, я сажусь, и молча жду, пока она надевает на мою руку манжету, чтобы измерить давление.

— Зря ты переживаешь. Только хуже малышу делаешь, — продолжает мама Клава. — Плечи расправила, голову подняла и улыбнулась. Всё хорошо будет.

— Никита Сергеевич сказал, что шансов почти нет, — почти шепчу, и на последнем слове горло схватывает спазм.

— Успокойся моя хорошая. Тебе сколько лет?

— Двадцать… пять.

— Ну так это ещё не сорок и не пятьдесят. Если выносишь отлично. А если вылетит, значит, так и надо. Природа распорядилась так. Или что тебе лучше родить хилого и больного и всю жизнь мучиться? Родишь ещё. Я уверена, что родишь. Дай себе отдохнуть. Перестань терзаться и грызть себя. Тебе сейчас нужен покой, а ты плачешь.

Киваю. Я согласна с ней, только вот что делать со своими разбушевавшимися гормонами, из-за которых у меня постоянно глаза на мокром месте.

— Ну вот. Умничка.

— Как отпустить-то, Клавдия Ивановна? Муж наследника хочет. Это ведь не первый раз — четвёртый уже, — говорю ей, а самой так стыдно, будто я во всём виновата. Слёзы текут, остановить их не могу. Ощущение, что жизнь закончилась. Живот болит, подтверждая слова врача.

— Давление немного понижено. Пойдём, я тебя до палаты доведу. А мужу своему скажи, пусть поменьше наезжает на тебя. Посмотрите-ка, наследник ему нужен.

Мама Клава фыркает и ведёт меня в палату. Как только мы входим беременяшки, которые лежат на сохранении, замолкают. За животы свои держатся. От этого ещё больнее. Я тоже так хочу. А я как прокажённая среди них. Они потому и замолкают при виде меня, неудобно же про свою счастливую беременность говорить при той, которая ребёнка вот-вот потеряет.

Не хочу видеть их сочувствующие лица. Ненавижу их за то, что у них есть то о чём я так страстно желаю. Никто из них не понимает, насколько это долгожданное чудо суметь выносить ребёнка.

Хочу лечь на кровать, но мама Клава охает.

— Так, Настюш, подожди. У тебя прокладка есть?

— Есть.

По голосу понимаю, что что-то не так. Смотрю вниз и вижу, как по голым ногам струйками стекает кровь.

Господи! За что?

В голове хаос, перед глазами всё плывёт. Мама Клава придерживает меня, чтобы я не упала.

— Ложись, ложись моя хорошая. Девчата, врача позовите, — командует Клавдия Ивановна.

— Мама Клава мне нужен этот малыш. Очень нужен. Пожалуйста. Спасите.

Смотрю в её голубые глаза, ищу в них намёк на надежду.

— Да что ты заладила. Нужен и нужен. Может, тебя бог оградить хочет от чего-то, а ты сама себе наказание выпрашиваешь.

— Дети — это не наказание.

— Это ты с ребёнком-инвалидом не жила.

Меня экстренно увозят в операционную, и сколько бы я ни молилась, сохранить беременность не удаётся.

Через неделю, когда приезжает Руслан, я решаю во всём ему признаться. Словно мне мало собственных грызущих мыслей, и мне надо наказать себя ещё сильнее.