- Будем решать вопросы по мере их поступления, - пробормотал полицейский себе под нос, и захлопнул папку, чтобы убрать ее в ящик стола, где лежали несколько других нераскрытых дел, о которых уже никто и не спрашивал.
В небольшом городке рядом с Аляской никто особо не следил за раскрываемостью преступлений, да и сама полиция состояла из пяти человек, включая вечно пьяного начальника.
- Борзый, ты почему еще не дома? - заглянул в кабинет один из коллег, который пришел в ночную смену, и Борзов устало улыбнулся ему:
- Собираюсь уже. Ночевать здесь не буду.
- А зря! Я был бы не против компании! Моя пирог с мясом испекла - будешь?
- Ради такого дела задержусь еще!
Гибсон был хорошим парнем, можно было сказать, что Борзов даже дружил с ним.
По крайней мере, спокойно общался и не думал, что тот расскажет лишнего начальству. Поэтому он без раздумий выключил свет в своем кабинете и пошел в дежурку, где работал старенький телевизор без звука, и кряхтела рация.
Здесь уже вкусно пахло домашней едой и горячим только что заваренным чаем, отчего желудок Борзова заурчал.
- Повезло тебе, Гибсон. Такую жену себе отхватил.
Мужчина только хмыкнул и поставил перед Борзовым тарелку с большим куском пирога.
- Так а тебе кто мешает, Борзый? Или у русских какой-то особый вкус на женщин, и наши местные не подходят?
Это было сказано с улыбкой и без злой иронии, но ответить Борзов не успел, потому что Гибсон быстро добавил, хлебнув чая:
- Кстати! Пока ехал на работу – видел твою девчонку без памяти!
Борзов перестал жевать, глухо ответив:
- Она не моя.
- А могла бы быть твоей! Чего ты теряешься – я понять не могу!
Аппетит пропал сразу же.
Борзов и сам не понимал, почему терялся от этой девчонки да так, что это видели все вокруг.
Еще одно дело, которое не выходило из его головы вот уже как пол года.
Дело, которое тоже лежало в его столе, а не в архиве, потому что было не завершено, и вопросов в нем было столько, что голова шла кругом.
Пол года назад поступило обращение от местного жителя о том, что на трассе была найдена девушка без сознания.
Без признаков насилия. На первый взгляд.
Ее нашли обнаженной.
Конечно же, первым делом отвезли в больницу, стали обследовать.
Но проблемы начались, когда она пришла в себя и сказала, что ничего не помнит.
Совершенно ничего – ни имени своего, ни адреса, ни как оказалась на трассе, ни что было до этого. Просто черная дыра вместо воспоминаний.
- Девушка, как чистый лист, - сказал тогда врач, но говорил не только о ее памяти, - Ты же лучше меня знаешь, что на теле можно найти массу улик. Порезы, ушибы, следы земли под ногтями или какие-либо ткани, кровь. А у нее – ничего. Девушку словно в хлорке вымыли и аккуратно положили на дороге.
Борзова тогда это сильно зацепило.
И ведь на том участке трассы не было камер, чтобы посмотреть хоть что-то.
Спустя некоторое время в ней опознали местную жительницу, да не простую. А жительницу так называемого «душевного дома», иначе говоря – притона, где жили и активно работали проститутки.
Правда, себя они таковыми не считали, потому что жили куда лучше, чем весь городок, и как говорили жители – были под охраной какого-то очень важного мордоворота из города.
Местные туда не ходили – было не по карману.
А вот городские приезжали часто, много и регулярно.
Борзов не мог поверить в то, что девчонка была шлюхой.
Слишком уж смазливая и какая-то….милая. Через чур.
Наверное, это его и зацепило с первого взгляда.
Она не была одной из тех глянцевых красоток, от которых челюсть падает, но было в ней то, отчего глаз было не отвести - мягкость, женственность.
Такую хотелось обнять, прижать к груди, и защитить от всего мира.
Правда, может на то и был расчет?
Круглая мордашка ее, и губы мягкие и пухлые, но не раздутые, как у тех, кто бежит к пластическим хирургам.
А еще он был почти уверен, что когда она улыбается, то на щеках появляются очаровательные ямочки. Но при нем она никогда не улыбалась. Всегда выглядела растерянной, наверное потому что пыталась вспомнить хоть что-то из того, что видела вокруг себя.
Ее называли Лия.
Даже документы предоставили. Настоящие, не поддельные.
Он сам лично проверял, как полоумный. Наверное, потому что не хотел верить, что она именно такая. Продажная. Что через нее тьма мужиков прошла. И эта ее милая мордашка всего лишь обман и не более.
Вот и сейчас настроение резко испортилось, стоило только снова про это все подумать.
Ее ведь снова забрали в этот чертов публичный дом.
Она жила там среди других девушек. И скорей всего уже работала.
Борзов отложил надкусанный пирог, мрачно протянув, потому что вместе с настроением пропал и аппетит:
- Можно я его с собой заберу и дома доем?
Гибсон только тяжело вздохнул и закивал:
- Да не вопрос. Еще отрезать?
- Нет, спасибо. Я пойду.
Выходил из участка он с тяжелым сердцем, снова пытаясь выбросить из головы то, что думать об этой Лие не нужно совсем. И что она его работа, как лейтенанта полиции, и не более того.
Но, черт возьми, до чего же тошно было!