Брамс. Вагнер. Верди

Жизнь Вагнера в эти годы подобна кошмару. Он сам стал «летучим голландцем» и носился по морю без руля и без ветрил, не зная ни покоя, ни домашнего очага. Две цели твердо стояли перед Вагнером, и он с железной решимостью преследовал их. Одна — исполнение «Тристана». Другая — обретение времени и покоя для создания нового большого произведения. Со времени окончания «Тристана» прошло два года; за этот период не было сделано ничего, кроме переделки «Тангейзера» для Парижа. А теперь вновь вдохновение посетило Вагнера: непостижимо, с какой уверенностью Вагнер всякий раз знал, что в нем свершилось чудо творчества и что это чудо породит нечто великолепное, величественное. Другой человек хранил бы это в тайне, а Вагнер экспансивен и готов рассказывать о чуде любому встречному. Матильда Везендонк, видимо, первой узнала о новом чуде, потому что Вагнер вытребовал дрезденский эскиз «Мейстерзингеров», оставленный в цюрихском доме. В 1861 году Вагнер случайно заехал в Нюрнберг, и теперь в нем «словно зазвучала увертюра к «Нюрнбергским мейстерзингерам». «В венской гостинице я на удивление быстро набросал сценарий оперы, с удовольствием отметив про себя, что память моя по-прежнему ясна, воображение — живо и деятельно». Корнелиус разыскал для Вагнера в Венской придворной библиотеке самый главный исторический источник — «Книгу о сладостном искусстве мейстерзингеров» Иоганна Кристофа Вагензейля[156] (1697). В декабре Вагнер вернулся в Париж и в течение четырех недель завершил текст нового произведения. Во время одной из прогулок он записал мелодию хора «Wach auf!»[157], которая как раз пришла ему в голову. Он пишет Матильде: «Вы подивитесь на моих мейстерзингеров!» Он уже отошел от сентиментального «тристановского» стиля венецианского времени и перешел с Матильдой на «вы». «Держитесь, а то влюбитесь в старика Сакса! Чудесная работа — в прежнем эскизе я нашел мало дельного или вовсе ничего». И он не может удержаться, чтобы не приписать: «Да, надо побывать в раю, чтобы знать, что заключает в себе такой сюжет». В день своего рождения, 22 мая, он пишет Матильде: «Мне вдруг пришла идея оркестрового вступления к третьему действию «Мейстерзингеров». Волнующая кульминация наступает в этом действии в тот момент, когда Сакс поднимается перед собравшимся народом и народ встречает его возвышенной бурей восторгов. Народ поет — торжественно и радостно — первые восемь стихов из Саксова стихотворения в честь Лютера. Музыка уже написана. Теперь же, во вступлении к третьему действию, когда поднимается занавес, Сакс сидит погруженный в глубокие раздумья — тут басовые инструменты исполняют тихий, мягкий, глубоко меланхолический пассаж, это величайшее отречение: тут, как благая весть, вступает исполняемая валторнами и звучными духовыми инструментами торжественная и радостно-светлая мелодия хора «Wach auf!», она нарастает и звучит уже во всем оркестре. Мне стало ясно, что моя работа станет совершенным шедевром, стало ясно и то, что я закончу ее». В тот же день Вагнер пишет своему молодому другу Венделину Вейссхеймеру: «С сегодняшнего дня, с утра дня моего рождения, я знаю, что мои «Мейстерзингеры» станут шедевром».

Однако мы опередили события. После скандала с «Тангейзером» Вагнер, которому отныне не был заказан въезд в Германию, незамедлительно предпринял решительные шаги, чтобы добиться исполнения «Тристана». Он давно уже зарился на Карлсруэ: великий герцог Баденский был расположен к Вагнеру, и «Тангейзер», и «Лоэнгрин» входили в репертуар придворного театра. Но недоставало исполнителей главных партий, и Вагнер отправился в Вену, чтобы по поручению придворного театра Карлсруэ договориться с нужными певцами. Венский придворный капельмейстер Эссер, давно связанный с Вагнером, первым делом пригласил его на спектакль «Лоэнгрина» — Вагнер впервые услышал свою оперу. Его чувства не поддаются описанию: «Весь спектакль, на котором я присутствовал, — пишет Вагнер, — превратился в сплошную овацию; только в Вене и можно испытать такое. Мне хотели показать и две другие мои оперы, но мне как-то страшновато было вновь пережить то, что испытал я в этот вечер. Кроме того, мне были известны слабости здешней постановки «Тангейзера», и я согласился лишь на более скромного «Летучего голландца», главным образом потому, что мне хотелось послушать певца Бека, блиставшего в этой опере. Но и на этот раз публика выражала мне свою радость, теперь, на волне всеобщей благожелательности, я мог подумать и о своем главном деле». Но это было не так-то просто: интендантов венского театра невозможно было уговорить предоставить отпуск певцам, чтобы те могли поехать в Карлсруэ; напротив, Вагнеру предложили уступить премьеру «Тристана» Венской опере, коль скоро здесь есть подходящие певцы. На том сошлись, и премьера была назначена на ближайший сезон 1861/62 года.