Бранденбургские изыскания

Наконец обед кончился. Бабуля прошлепала в гостиную к телевизору. Братец Фриц, натянув кепку и куртку, двинулся в пивную. Дети после многократных увещеваний отправились спать. Он остался наедине с женой. Теперь он мог говорить. Но прежде чем позволить Пётчу заговорить, надо объяснить читателю, что означают его первые слова («твой знаменитый однофамилец…»). Дело в том, что фрау Пётч, по имени Элька, родилась хотя и не в Шведенове, а в районном центре Бескове, в девичестве носила фамилию Шведенов, как, кстати, еще две из одиннадцати семей, населявших Шведенов. Тот, кому знакомы эти края, знает, что это не столь уж необычно. В Липросе тоже есть семья по фамилии Липрос, а в Арндтсдорфе есть пекарь Арндтсдорф, а если в Герце отправиться на кладбище, можно найти там напоминание о многочисленных покойниках, звавшихся при жизни так же, как место их рождения. Этот факт не ускользнул от внимания Франца Роберта, первого исследователя Шведенова, и он побудил его предположить, что утверждение, которое распространили друзья историка и писателя после его смерти, будто Макс фон Шведенов — это псевдоним и означает он только то, что Макс происходит из Шведенова, — утверждение это неверно. Согласно теории Франца Роберта, Шведенов происходил из шведеновской крестьянской семьи по фамилии Шведенов и присвоил себе приставку «фон» из юношеского тщеславия. Поскольку документальные подтверждения отсутствовали, это положение было столь же недоказуемо, сколь и первое; тем не менее профессор Менцель охотно принял его, то есть зачеркнул «фон», зато присвоил писателю почетное определение «мелкобуржуазно-революционный демократ барщинно-крестьянского происхождения», а фрау Пётч превратится в прапра-правнучку Шведенова, когда он, спустя несколько месяцев, в начале лета представит ее большому обществу как урожденную Шведено-ву из Шведенова, чтобы затем, обратясь к Пётчу, шутливо заметить: теперь мы наконец знаем, что приводит к научным открытиям, а именно — любовь к женщинам.

Замечание остроумное, но в данном случае неверное: Пётча привела к писателю не любовь к жене. Уж вернее было бы сказать: писатель привел Пётча к жене. Ибо нельзя отрицать, что фамилия избранницы имела значение для молодого человека. Робкому ученику средней школы-интерната эта фамилия не только дала повод сблизиться с ее носительницей — фамилия придала ей особый интерес в его глазах. Он почитал Макса фон Шведенова и сам происходил из Шведенова; могла ли Элька Шведенов, и так не лишенная привлекательности, не стать в его глазах тем более привлекательной? И разве исключено, более того — разве не вполне вероятно, что писатель Макс и девушка Элька состояли в каком-нибудь родстве? Можно, однако, надеяться, что даже твердая уверенность в этом не сыграла бы решающей роли при выборе. Будь Элька черства, болтлива, толста или одержима стремлением к роскоши, любовь наверняка не вспыхнула бы. Он любил ее не из-за фамилии, но фамилия была одним из источников его любви; и он настолько был одержим своими изысканиями, что лелеял мысль (хотя и не высказывал ее): а может быть, наши дети в родстве с Максом фон Шведеновым.

Когда родился второй ребенок — Доретта, он уже не думал об этом, потому что тем временем ему пришлось, хотя и с неохотой, признать, что опровергаемая Францем Робертом легенда, будто Макс фон Шведенов — псевдоним, к сожалению, справедлива.

И потому, когда дети наконец улеглись, бабуля задремала перед телевизором, а братец Фриц продолжил свои переговоры о сене с Пак-вицем в пивной, он начал в этот дождливо-снежный вечер свой рассказ не словами «твой знаменитый предок…», а заговорил об однофамильце жены, который теперь прославит и его самого.

Поскольку настроение у него было хорошее и его позабавило сравнение своей будущей малой славы с будущей великой славой писателя, он засмеялся, и его жене было бы очень к лицу, если бы она посмеялась вместе с ним. Однако она этого не сделала. Не переставая мыть посуду, не обернувшись, она спросила, склонясь над тазом: «Как так?» — что тоже неплохо, ибо вопросы свидетельствуют об интересе, и теперь он мог приступить к рассказу, начиная с застрявшей машины до вопроса профессора, где он собирается публиковать свой труд. Он рассказывал живо, подробно воспроизводя и слова и интонации, но когда дверца машины (в его рассказе) захлопнулась и он блаженно стоял под дождем, переполненный счастьем первой профессиональной беседы о Шведенове и захваченный золотой мечтой напечататься, жене ничего другого не пришло в голову, как заметить: а отвезти своего спасителя домой господин профессор не догадался?