Браслет из города ацтеков

– Они сказали, что ты – лучший. И если те чего проглядели, то ты – точно не выпустишь.

– Уровень моих профессиональных знаний позволяет согласиться с данным утверждением. С высокой долей вероятности оно верно.

Надо же какие выражения. Аж башку ломит.

Не, это от коньяка. И от виски. И еще от чего-то, чего Переславин вливал в себя, начиная с того момента, как ему сообщили. Дурак несчастный, не поверил. Рассмеялся, дескать, в своем ли вы разуме, господа хорошие? Кто ж, в здравом уме находящийся, мою дочку тронет?

А психам закон не писан.

Психам плевать, что Нютке только-только шестнадцать исполнилось, и что Эдик за нее кому угодно глотку перегрызет. Найти бы еще кому.

– Найди мне эту с… – Переславин глянул в серые глаза женщины и проглотил ругательство.

Ее зовут Анна. Он не сразу вспомнил, потому что никогда Нютку Анной не называл.

– Я лишь могу предоставить информацию. Расследовать будет другой человек, – ответил Тынин.

Пускай. Плевать.

– Вам нужно подумать о похоронах.

Чьих? Нюткиных. Ее убили, а Эдик пьет. Теща в больнице. Менты расследуют. А о похоронах думать некому. Потому что он, Переславин Эдгар Иванович, слабак и нытик.

Зато деньги есть. Деньги – они многое решают, и Эдгар сказал:

– Сделайте все по высшему разряду. Я не хочу ничего знать!

– Отрицание действительности…

Переславин вскочил. Эта ухоженная скотина будет рассказывать про отрицание действительности? Да что он понимает, специалист хренов. Мертвячник!

Анна встала на пути, заслоняя хозяина. Верная. И слишком уж смелая.

– Присядьте, пожалуйста, – попросила она. – Вы не очень хорошо себя чувствовали. Отправляйтесь домой. Отдохните.

Голос у нее густой, словно мед липовый, и обволакивает Эдика, заставляя согласиться.

– И сделайте так, чтобы тело как можно быстрее оказалось здесь… – сказал Адам. – У вас есть пароли от контентов «Одноклассники» и «Вконтакте»? От ящиков электронной почты?

Кто так говорит? «Ящик электронной почты». Ненормальный. Кругом одни ненормальные.

И руки Анны давят на плечи, заставляя отступить к дивану. Сердце опять ухает. Растревожилось. Нельзя болеть. Надо перевозку организовывать. И еще пароли искать. Он не знает паролей. Про вещи менты спрашивали, а про пароли – нет.

– Вы справитесь, – пообещала Анна, и Переславин поверил.

А еще подумал, что неплохо бы ее переманить. Пусть бы сидела в приемной, улыбалась клиентам этой своей спокойной и вежливой улыбочкой, кофей подавала и просто радовала глаз.

Пароли он поищет. Да. Сегодня же. Не отдыхать, а делать хоть что-то. Иначе – смерть.

Лиска долго сидела в ванной, расколупывая облезающую эмаль. Ногтем Лиска поддевала чешуйки, слушала, как отламываются они с легким треском, и сбрасывала на пол. На тускло-зеленой плитке поблекла позолота, и капли воды походили на капли пота. Из-под ванны неприятно пахло, а сверху тянуло сквозняком. Гудела в трубах вода.

Лиска думала.

– Эй, – Вась-Вася постучал в дверь. – Ты там надолго?

Хорошо бы навсегда. Лиска любила воду: ванну, бассейн или море. Море, конечно, лучше, там волны, пальмы и полые трубки, которые отгоняют злых духов от Лиски.

И еще человек, память о котором Лиска старательно вычеркивала.

– Навсегда не спрячешься. Поговорить придется.

Вась-Вася был прав. И Лиска не без сожаления вылезла. На полу остались лужи, и бурые тапочки набрякли влагой.

– Да не буду я к тебе приставать! Нужна больно.

Не нужна. И папику тоже. И брату. И вообще никому-никому…

Лиска глянула в зеркало и вздохнула: жалеть себя не получалось. Сама ведь виновата, чего уж теперь. Она оделась и вышла из ванной комнаты. Вась-Вася подпирал стенку в коридоре. Стенка бурая, обои «под камень», но дешевенькие, и нарисованные камни с зелеными ветками плюща выглядят декорацией к дурной мелодраме. По сценарию Лиске надо поплакать, покаяться и броситься на шею дорогому спасителю.

Потом будет секс.

Расставание.

Встреча и снова секс. А в финале свадьба с взятым напрокат белым «Мерседесом», фатой из тюля да платьем-колоколом.

– Не нравится? – поинтересовался Вась-Вася, разглядывая Лиску.

– Здесь все как раньше.

– Я ремонт делал.

– Это неважно. Здесь атмосфера та же, что и раньше.

Он не поймет. Лиска ведь пыталась объяснить, раньше, до побега своего. Она говорила про атмосферу, которая душит, про необходимость глобальных перемен, про то, что иначе она задохнется в дыму и бедности. Ей праздника охота! Разве это преступление?

– Ты женился? – молчание тяготило, и Лиска задала вопрос наугад. А Вась-Вася ответил:

– Пока нет.

– А собираешься?

– Пока не знаю.

Взъерошенный он, как старый еж. Серьезный. Сколько Лиска себя помнила, он всегда был слишком серьезным. Это утомляло.

– На кухню иди. Помнишь, где она?

– Конечно.

В этой квартире – двушка-распашонка – невозможно заблудиться. На кухне пахнет жареной колбасой, и вытяжка не справляется с запахом, гудит натужно. На плите стоят сковородка и чайник. Под столом – Вась-Васины гантели и поллитровая банка, на треть заполненная монетками.

Как будто она, Лиса-Лизавета, никуда не убегала.

– Теперь рассказывай, – Вась-Вася встал между нею и окном, широтой плеч заслоняя пейзажи.

– О чем?