Браслет певицы

– Возвращается со дня на день. Улаживал формальности в Стамбуле, теперь всё так сложно с правительственным фирманом[1] и разными бумагами. Но очень скоро вы услышите его рассказы о Сакчагёзю, уверяю вас. Итак, инспектор, что вы думаете об убийстве барона Фицгилберта?

– Очень странное убийство. Совершенно очевидно, что убийцей является кто-то из тех, кто сидел за столом. О, господи, вам это ничего не напоминает? Так или иначе, барон был убит во время сеанса. Доктор определил, что смерть наступила минут за сорок до его приезда, но в это время всё общество сидело за столом в тёмной комнате. Совершенно невозможно, чтобы кто-то мог вонзить ему в спину оружие, не вставая из-за стола.

– Кстати, инспектор, вы нашли оружие? – перебила его Ива.

– О, да. Это не составило труда. Собственно, оно оставалось в теле жертвы.

– Вот как? Но орудия не было видно, насколько я успела заметить?

– Да, это очень необычное оружие. Это стилет, а вернее даже – тонкое шило, и почти без рукояти, поэтому-то оно было незаметно.

– Мизерикорд… кинжал милосердия. Мгновенная смерть, не так ли?

– Да, если это может утешить баронессу Фицгилберт. И, кстати, именно поэтому убийство осталось незамеченным до конца сеанса: удар был нанесён со спины, но прямо в сердце, очень точно, хотя для подобного удара вовсе не нужна особая физическая сила. Барон сидел довольно глубоко в кресле, а потому тело плотно опиралось на спинку и создавалось впечатление, будто он просто ссутулился и откинулся в кресле.

– Пожалуй, достаточно лишь верно приставить остриё и лишь весом своего тела вонзить его в жертву… – Ива изобразила похожее движение и задумалась.

– Так вот, единственным моментом, когда убийство было возможно, был перерыв в сеансе, когда графиня Бёрлингтон покинула стол. Я хочу, чтобы вы, мисс Ива, постарались вспомнить как можно точнее – что происходило во время антракта. Кто оказывался рядом с Фицгилбертом, за его спиной, и как вёл себя сам барон.

– Хм… Я всё очень хорошо помню.

Суон достал из кармана потрёпанную записную книжку и карандаш, и стал что-то помечать, слушая Иву. Ива рассказывала так, словно вся картина событий, в малейших подробностях, стояла перед её глазами.

Когда князь Урусов угрюмо сообщил, что дух мадам Блаватской покинул салон, графиня Бёрлингтон поднялась из-за стола и сказала напряжённым, нервозным тоном:

– Здесь душно. Ужасно душно. Продолжайте без меня, прошу вас, – она вышла, пройдя за спинами барона Фицгилберта, князя Урусова и Мелисанды, и направилась к дверям в зимний сад. Мелисанда обернулась к ней, провожая взглядом, и пожаловалась обиженным голосом:

– Здесь так дует, а мой голос… Вы не прикроете дверь в сад, дорогая? Князь, вы не будете возражать, если я займу место графини? – обратилась она к медиуму, и, не дожидаясь ответа, вновь окликнула мадам Бёрлингтон. – Дорогая, вы не принесёте моё манто?

– Разумеется, – холодно ответила графиня.

Она принесла манто для певицы и удалилась; Мелисанда поднялась и направилась к освободившемуся месту между Фицгилбертом и полковником. Её манёвр вызвал бурю движения на этой стороне стола: князь Урусов вставал с места – Мелисанда никак не могла справиться со своими мехами, и медиуму пришлось помочь ей накинуть манто. Полковник Брюстер резво вскочил, чтобы подвинуть примадонне кресло, галантно поправил манто, запутавшееся в ножках, и вновь занял своё место. Пока Мелисанда производила все эти беспокойства, баронесса Фицгилберт пожаловалась, что оставила платок в сумочке. Она прошла за спинами сидящих и на долю секунды задержалась за спиной супруга, наклонившись, и, очевидно, о чём-то спросив его. Ответил ли ей барон, Ива не слышала, но ей показалось, что барон коротко кивнул. Баронесса прошла к креслам, стоявшим у стены напротив больших окон зимнего сада, рассеянно огляделась, с трудом нашла свой ридикюль и скоро вернулась с платком. Возвратилась она тем же порядком – подошла к столу, и прошла к своему месту за спинками кресел.

– Что за странный манёвр? Не проще ли было срезать угол и подойти прямо к своему месту? – удивился Суон.

– Бедняжка очень близорука, насколько я успела заметить, а в салоне было темно. Свеча стояла на столике у входа в зимний сад и практически не освещала залы. Но, может быть, у неё была и другая причина держаться стола и пройти мимо мужа.

– Итак, своих мест не покидали лишь вы – как это предусмотрительно с вашей стороны! – и граф Бёрлингтон. Теоретически, любой из остальных мог проткнуть барона Фицгилберта шилом, это секундное дело, но, боже мой – зачем?

За время рассказа Ивы на странице записной книжки Суона появилась схема, перечерченная стрелочками перемещения гостей. На другой страничке разворота росло одинокое древо с голыми ветвями. Суон задумчиво полистал свою записную книжку и остановился в нужном ему месте.

– А ведь на Фицгилберта уже однажды совершали покушение. Около полугода назад…

– Теперь я припоминаю, – сказала Ива. – Флитгейл заметил тогда, что в газетах писали о вашей блестящей роли в расследовании покушения на барона Фицгилберта! Это очень интересно. И что там случилось?