Браслет певицы

– Но… можно ли это считать признанием в убийстве барона?

– Хм, нет. Прямого признания покойник не сделал. Но – Урусов! Чёрт побери – Урусов!

– А что – Урусов?! – запальчиво воскликнул Флитгейл, – Если уж безупречный Фицгилберт – немецкий шпион, то почему бы Урусову не быть мерзавцем?

– Ну, да… Урусов подавал Мелисанде манто, это очень удобный момент для того, чтобы снять с неё браслет. И Брюстер намекнул Мелисанде, что видел, как это сделал Урусов. Чертовщина какая-то. Урусов. Может быть, он, действительно неравнодушен к Мелисанде? Ну, не может же быть, что он вор? Ничего не понимаю.

– Знаете, Суон, я никогда не буду вести дневников. Кроме полевых, конечно, – мрачно заметил Флитгейл, сгружая архив Брюстера обратно в коробки, стоящие на полу. – Мало того, что это всё надо писать, так ещё потом, не приведи Господь, кто-то это ещё и читать будет. И вообще, что за фанфаронство, что за амбиции – всякое своё дурацкое мнение увековечивать на бумаге!

– Да, мне кажется, для этого надо обладать особым складом характера. Но всё же, согласитесь, это нам сильно помогло. Хотя… Либо уж писал бы всё, как было, или не водил нас за нос, – в сердцах закончил Суон. – А то – что Урусов? Нам к нему не подобраться ни с какой стороны. Консул его прикидывается больным уже третью неделю, сам князь при своём дипломатическом иммунитете. Вести с ним душеспасительные беседы я, пожалуй, больше не буду – толку всё равно никакого.

Суон был обижен, расстроен и глубоко уязвлён. Через некоторое время он справился с раздирающими его чувствами, вновь стал серьёзен и заговорил:

– А что, если так… Урусов снял с Мелисанды браслет по каким-то своим соображениям. Допустим, он действительно воришка. Брюстер это видел. Но! Вдруг Урусов и сам видел то, что для его глаз не предназначалось? Ну, к примеру, видел, как Брюстер убил Фицгилберта. Тогда…

– Тогда Брюстер мог заставить Урусова молчать об этом, шантажируя его! Там же написано – «Припугнуть». И… тогда выходит, что это Урусов убил Брюстера. Полковник распустил язык в курительной комнате у Бёрлингтонов, и после приёма русский навестил полковника и убил его! Все эти разговоры о летучих мышах, загадочных смертях и прочем… А вам, инспектор, он солгал, – Флитгейл замолчал, глядя на вмиг осунувшееся лицо Суона.

– Знаете, Флитгейл. Здесь недалеко есть отличный паб. Пойдёмте, выпьем, – наконец, сказал Суон.

* * *

Ива лежала в постели. На столике рядом остывал чай, от него в свете лампы под рубиновым стеклом поднимался прозрачный змеистый пар.

Цветы уже начали незаметно увядать – они выглядели ещё совершенно живыми, но запах, едва уловимый аромат увядания уже витал в комнате, пока ещё только намёком на скорую смерть цветов. Едва заметно усохли лепестки роз, потемнели гортензии, раструбы калл едва различимо сморщились и налились желтизной. Ива посмотрела на каллы, грустно улыбаясь. В руке она держала записку от князя Урусова – несколько вежливых строк, но Ива умела не просто читать между строк. Она умела читать мысли, которые двигали этой рукой, какие бы слова она не выводила. Больше того, она видела сейчас очень ясно, куда ведёт вязь ровного письма. Ива усмехнулась, подумав о том, что инспектор Суон прочитал и эту записку, как десяток других милых, ни к чему не обязывающих строк со словами сочувствия и сожаления о случившемся. Прочитал, но ничего не увидел, конечно.

«Новость, которая заставила меня глубоко опечалиться…»

О, нет. Записка эта была совсем о другом.

«Увидеть Вас ещё раз до моего отъезда из Лондона…»

Ива закрыла глаза, увидела чётко, но без звука, словно в кинематографе: пароход, порт с краснокирпичными зданиями, выстроившимися в линию; далеко, за плоскими протоками и бедным городом, ещё дальше, не на горизонте, а над ним – белая гора, на вершине которой лежит, как журавлиное перо, длинное белое облако.

Грустные глаза, плечо в белом пиджаке, на плече – женская рука, полноватая равнодушная ручка в кружевной перчатке. Белый зонтик, золотые локоны, смешливые глаза.

«… вероятно, единственная возможность встретиться с Вами…»

Нет, господин Урусов, мы ещё непременно встретимся, – подумала Ива, усмехаясь и аккуратно складывая записку. Она легко поднялась с постели, подошла, грациозно лавируя между вазами и корзинами, к бюро около окна и спрятала записку в маленькую шкатулку эбенового дерева, что стояла на верхнем ящике бюро. «Встретимся, – подумала она, – и вы будете очень удивлены этой встречей».

Глава 18. Перчатка Флитгейла

– Ну, довольно, джентльмены, – сказала Ива, появляясь на пороге гостиной в утреннем платье китайского покроя и в бирюзовой чалме. Один её вид совершенно разъяснял смысл её слов. Ива более не собиралась скрываться в затемнённой спальне – Беттина вынесла все цветы, они уже откровенно, отчаянно вяли, Иве было скучно, Алоиз пересказывал странные вещи, которые происходили за стенами её дома, пора было принять в них более активное участие.

– Мисс Ива, дорогая, а доктор Феотокис… – начал Суон, спешно разгоняя перед своим носом плотный сигарный дым.