— Кстати, а что собой представляет ваше украшение?
— В музее его называют «браслетом раджи», хотя достоверно не доказано, что он принадлежал… Впрочем, тебя ведь не его история интересует, а описание. Браслет состоит из пяти перевитых золотых колец, на которые нанесен орнамент с растительными мотивами. На концах — по вставке из топазов шафранно-желтого цвета; возможно, они с острова Шри-Ланка, очень уж у них своеобразный, присущий только индонезийским топазам, оттенок… Я, кажется, опять увлекаюсь… Один из камней — гладкий, на другом — надпись…
Борода, вспомнив про интерес, проявленный вчера пытливым мальчишкой, перевел слова, которые неизвестный древний мастер вырезал на драгоценном камне, предпочтя их смелость красоте сияния золотистого огня ограненного топаза:
— …«Ищу того, кто любит меня, наперекор тому, кто запрещает мне».
«Ага, меня задабривают! — подумал польщенный Денис. — Значит, «ценют»!»
— Ищи-свищи теперь! — опять начал иронизировать Вильницкий, но корпоративный дух все же превозобладал в нем, и закончил он откровенным прямым и требовательным вопросом, обращаясь к однокурсникам. — Ребята, никто не трогал этого поганого браслета?
— Нет, — в один голос ответили Галина и Кабаров.
Денис, незаметно наблюдавший за их мимикой, решил, что, возможно, Попова солгала, потому что ее взгляд метнулся вверх и влево, и она покраснела. Поскольку студентка нередко краснела и без повода, спешить с выводами Пинкертону Холмсовичу мисс Марпл не хотелось.
— Мне нужно поговорить с каждым отдельно. Пожалуй, я займу ваш кабинет, Петр Васильевич, а вы закройте входную дверь, потому что покинуть отдел пока никто не в праве. Кроме нас, пятерых, здесь был еще художник. Его тоже нужно опросить. …Начнем с вас, гражданка Попова, пройдемте! — сказал Денис, но шутки не приняли — никто не улыбнулся — только Кабаров отметил:
— Уже смешно.
Краеведческий музей занимал старинное двухэтажное здание бывших Торговых рядов, поэтому его выставочные залы соединялись в анфиладу комнат, по которым ходили более или менее откровенно скучающие посетители, и только экскурсионные группы школьников вносили зеленый шум и веселую птичью перекличку голосов под гулкие своды, несмотря на то, что учитель, загнавший их сюда, непрерывно шикал на самых бойких. Разбухающие экспозиции выдавили на задворки другие службы, в том числе и отдел археологии, числившийся в музее на положении княжества Монако, во — первых, из-за нетрадиционной сексуальной ориентации на университет, чего другие отделы себе не позволяли, и, во-вторых, из-за географической оторванности от основных сил музееведения в правом крыле особняка, имевшего отдельный выход. Изолированность помещений отдела: общей комнаты, фондохранения, кабинета заведующего и примыкающего к ним малого выставочного зала, в котором обычно демонстрировали археологические коллекции — облегчала поиски браслета.
В крошечном, вмешавший только стол и два стула, кабинете Новокрещенных, не успел Денис сесть и придать взгляду приличествующее проницательное выражение, как практикантка наплакала литр слез.
— Да успокойся, Галина, никто тебя ни в чем не обвиняет. Но браслет ты, очевидно, брала, хотя не призналась в этом при Бороде.
— Я только померяла его, — продолжала всхлипывать Попова. — А он не налезал мне на руку. Саша все видел, и, наверное, ему было противно, что я такая толстуха.
— «Женский портрет с малиновыми серьгами», — выругался Денис записью из старых КП. — Браслет старинный, и поскольку раньше индианки не кушали говядины, то они ростом были меньше, чем ты, и, соответственно, руки у них тоже не доходили. Поняла?
— Думаешь, что не так уж я и толстая? — спросила студентка, чуть подсохнув от плача Ярославны.
— Не худая, как сохранность у «Наполеона в гробу», но в норме.
— Правда? — наконец начала успокаиваться Галя.
— Клянусь «Землей с могилы неизвестного солдата. Размер: мешочек»… — сказал проникновенно Денис, наливая воды из графина, стоявшего перед ним. — На, выпей!
— Что это? — содрогнувшись, спросила Попова, удивив своей подозрительностью Дениса, какой еще не прошел обряда посвящения в археологи. Галку же в начале полевого сезона угостили смертельной дозой чистого спирта с пищевым уксусом, в которую были добавлены черный молотый перец, соль, кусочек сахара, тертый хрен и лавровый лист, как символ славы, причем у нее на глазах в эмалированную кружку с гремучей смесью ритуально плюнул старейший из археологов, причащавших первокурсников. Напиток назывался «Лихо», и его полагалось хлебнуть.
— Как что? Вода из копытца, — ответил Денис. — Пей, Аленушка! — И, не имея времени на пространные уговоры, он добавил. — Заодно и отпечатки пальцев на стекле оставишь.
Получив объяснение, что идет следственный эксперимент, студентка послушно выпила воду и обернула стакан листом писчей финской бумаги формата А4, взятым из стопки, приготовленной Бородой, чтобы распечатать докторскую диссертацию. Мелкие, отвлекающие от переживаний, действия ее успокоили, чего, собственно, и добивался Завьялов.
— В котором часу ты брала браслет? — вернулся он к допросу.