Браслет с Буддой

– Это Коля Астахов? – спросил Алик. – Что случилось?

– Ничего. Всем привет.

– Что он сказал? Я же чувствую! Ши-Бон!

– Да что он мог сказать! Спросил, как дела, сказал, выбирает жене подарок, прийти не может. За что мы пили? За новую жизнь?

– За новую жизнь мы уже выпили, – сказала Эмма. – Давайте за море! Кто со мной? Как представлю себе: море, пляж… – она снова всхлипнула.

– Я! – Алик поспешно поднял руку. – Ши-Бон!

Они смотрели на него выжидающе.

– Поедем, а как же! – сказал после небольшой заминки Шибаев. – А сейчас – за новую жизнь!

Алик посмотрел на Эмму, она улыбнулась и кивнула – ладно, пусть. А потом за море.

И они выпили.

– И что, по-твоему, нарисовал бы я? – напомнил Алик.

– По-моему, ты говорил что-то про курицу, – вспомнил Шибаев. – Зубатое, длинное, розовое, похожее на курицу или крокодила, шесть ног, на голове бантик. Причем в самом верху листа.

Эмма расхохоталась и захлопала в ладоши.

– Почему розовое? – озадаченно спросил Алик. – Я терпеть не могу розовый цвет.

– Розовое – значит, стишки, любовь-морковь, выпендреж и… – Шибаев запнулся. Он хотел сказать: «розовые сопли и вонючие парфюмы», но, взглянув на Эмму, воздержался.

– Любовь-морковь… – фыркнул Алик. – Ты бы понимал! Любовь – это… – он махнул рукой. – Да что тут с тобой! Ты же не веришь, что она в принципе существует.

– Я верю! – сказала Эмма. – Страшно люблю книжки про любовь. И стихи. Саша сказал, ты знаешь много стихов… Почитай, а?

Алик посмотрел на Шибаева. Тот пожал плечами.

– Пожалуйста, Алик!

– Эммочка, для стихов нужна обстановка. – Алик словно невзначай положил ладонь на руку Эммы; она вспыхнула и смутилась; тихонько убрала руку. – Представь себе, сидим мы на берегу теплого моря, ночь, бархатные звезды, волны, шурша, накатывают на песок, запах цветущих деревьев… И я читаю сонеты Шекспира… – Он немного помолчал, давая им возможность проникнуться красотой картинки, потом сказал: – Давай подождем немного, Эммочка. Продадим в хорошие руки твой бизнес – и вперед!

Лицо у Эммы стало мечтательным, и она кивнула…

* * *

…Капитан Коля Астахов послонялся по квартире, напился кофе и съел бутерброд с колбасой; после чего стал у окна и задумался о жизни. Светились окна дома напротив, и там были видны люди. Коля подумал, что им даже в голову не приходит, что за ними наблюдают. И еще подумал, что вот так, торча у окна, можно узнать много интересного про житье-бытье соседей. Ему было скучно. Напрашивалась мысль о том, что он совершенно не умеет отдыхать, в кои-то веки выпало пару свободных часов после напряженного рабочего дня, телефон молчит, казалось бы, лови момент и радуйся, а он торчит у окна, пялится на чужие окна, и деть себя ему решительно некуда.

За окном вдруг стал падать снег, крупные невесомые клочки замельтешили в воздухе, и капитан вспомнил, как в прошлом году они с Савелием выбрались на лыжах на Магистерское озеро проведать Философа, который проводил там зимние каникулы – жил в лачуге их общего приятеля. Не успели они перебраться по пешеходному мосту на другую сторону реки, как повалил густой снег и пропала видимость. Они словно ослепли, к тому же Савелий все время падал. Коля поднимал его за шиворот, не стесняясь в выражениях. То есть сначала добродушно посмеивался, потом только рычал. В итоге Савелий исчез, растворился в снегопаде, и Коля перепугался, запаниковал, вообразил себе невесть что…

Коля вздохнул. Эх, хорошо было! Костерок, треп до третьих петухов, звезды… Федор варил грог. Надо бы повторить, а то жизнь проходит… И вообще, сколько той зимы! Не успеешь оглянуться – уже весна. Федор вернется к Новому году, если вернется, конечно. Савелий уверен, что у него кто-то есть… Неуспевающая студентка! Коля иронически хмыкнул.

Он вспоминал, вздыхал, смотрел на снег за окном и на чужие окна. Ирочка с коллегами готовится к праздникам. Надо еще елку купить, вспомнил Коля и снова вздохнул. Клара, стуча когтями, подошла, уперлась горячим боком ему в ногу и, задрав голову, заскулила – просилась гулять.

– Вот только не надо давить на жалость, – сказал Коля. – Сейчас пойдем, успокойся. Где поводок?

Клара побежала в прихожую. Коля пошел за ней. Накинул куртку и взял из пасти Клары поводок.

Воздух был свеж и сладок. В природе стояла глубокая первозданная тишина; ее нарушал едва уловимый шорох падающего снега. Коля спустил Клару с поводка, она деловито побежала в глубь двора и исчезла. Он посмотрел вверх, на темное небо, откуда летел белый пух. Снежинки щекотали ему лицо. Людей не было, деревьев тоже не было, даже Колин дом исчез в белом кипящем мареве. Только слабо и беспорядочно со всех сторон светились окна. Коля оглянулся по сторонам – никого, пусто…

Он смел снег с лавочки и сел. Снова оглянулся; потом сбросил кроссовки, стянул носки и стал босыми ногами на снег, мгновенно почувствовав его обжигающий холод. Поднялся, сделал неверный шаг – один, другой, третий, шипя сквозь стиснутые зубы: больно!