В один из вечеров в доме появился Астор. Его сопровождал молодой человек в строгом костюме и массивных очках. Астор не поздоровался ни с Иваном, ни, тем более с Полем, а лишь слегка наклонил голову, мол, и этого достаточно. Обойдя неторопливым шагом дом, Астор сказал человеку в очках короткую фразу. Тот обратился к Чернову на русском языке.
– Месье Бенар интересуется, чем вы собираетесь оплачивать проживание в этом доме?
Из этой фразы Иван понял цель визита отца Катрин. Это означало, что пора сворачиваться и покидать жилище. А скорее, это равнозначно тому, что надо брать билет и улетать в Россию, пока ещё на счету Чернова есть деньги.
– Я понял господина Бенара, – ответил Иван. – Скажите ему, что я сегодня же соберусь, и завтра утром меня здесь не будет.
Молодой человек перевёл слова Чернова.
– Ca va! – одобрительно кивнул Астор.
– Месье Бенар удовлетворён! – перевёл молодой человек.
– Ещё бы! Это не переводите, – попросил Иван.
Бенар неожиданно достал из кармана портмоне, взял оттуда пластиковую карту и, что–то быстро сказав, передал её переводчику.
– Это вам, – переводчик протянул карту Ивану. – Здесь деньги необходимые на первое время.
Иван недоумённо посмотрел на Астора.
– Переведите месье Бенару, что я оценил его жест, но денег не возьму.
Очкарик не успел сказать ни слова, как Поль взял из его рук карту и, в низком поклоне поблагодарив Астора, сказал, что месье Чернов не может принять деньги от Бенара напрямую. Поэтому карту возьмёт он, Поль, а потом передаст ее по назначению.
– Il ne prendra pas. Parce que, tu sais, il est Russe, – мотивировал своё предложение Поль.
– Вы понимаете, что он сказал? – спросил Ивана переводчик.
– Поля я понимаю. Он прав, деньги я у месье Бенара не возьму. Но не потому, что я русский. Потому что я мужчина.
Бенар посмотрел на всё это и ничего не говоря, вышел из дома. Карта осталась у Поля. Если бы старик знал, какую роковую роль сыграет этот кусок пластика в его жизни, он бы даже не думал прикасаться к нему.
Чернов после ухода Астора, набрал номер авиакомпании и заказал себе билет в Москву на следующий вечер. Его не столько беспокоила бесцеремонность Астора, сколько то, что Катрин за две недели разлуки ни разу не зашла и не позвонила. Вывод был единственный – она в Чернове не нуждается. Завтра Иван сядет в самолёт и улетит на Родину. Как бы ни ныло его сердце, как бы ни хотелось обнять нежную и хрупкую Катрин, как бы ни хотел он ещё раз увидеть её улыбку, Иван понимал, что любовь уже не вернуть. Они с любимой Катей, как иногда по-русски называл жену Иван, были совершенно по-разному воспитаны. Астор был прав, когда говорил, что у них разные ценности. На первых порах любовь друг к другу размывала это, но теперь совершенно разное отношение к жизни выходило на первый план. Будь Иван более покладистым, не столь принципиальным, он, возможно и смог бы приспособиться к новой реальности. Но беда в том, что у Чернова был иной характер. Его учили и воспитывали по-другому. Пять лет в военном училище, потом несколько лет на офицерской должности. Уволился по семейным. Умерла мама. Брат с сестрой, близнецы, студенты первого курса не потянули бы учёбу самостоятельно. Отец, тоже офицер, погиб в первую чеченскую. Надежда была только на Ивана. Пришлось оставить службу и устроиться в Москве, где учились младшие. В общем, Чернов всегда чувствовал ответственность за тех, кто нуждался в его помощи. Он к этому привык. Иначе поступать не мог. Поль, этот французский одинокий старичок, нуждался в Чернове. Иван не мог оставить его в полицейском участке, или отправить в приют, закрыв глаза и заткнув уши. Нутро противилось.
Вещи Иван собрал быстро. Всё уместилось в его небольшой чемодан. Ночь Чернов провёл без сна. Крутился как пропеллер на кровати. Сон пропал напрочь. Разные мысли роились в голове. Приближалось утро. Не было смысла мучить себя, Иван встал и пошёл на кухню сварить кофе.
– Tu vas bien? – услышал вопрос Поля Чернов.
Старик стоял у входа в кухню. В глазах его читалось сочувствие.
– Уви, ту ва бьян, – подтвердил Иван, что он в порядке.
– Я винОват, – сказал старик на русском, сделав ударение на «о».
– В чём ты виноват, Поль? В том, что мы с Катрин относимся к жизни по-разному?
– Oui! – кивнул француз.
– Что «уви»? Ты не понял меня, – в голосе Ивана слышались грустные нотки. – Нет, Поль. Дело даже не в том кто виноват. У меня такое чувство теперь, что мы живём на одной земле, а вы на другой. Мы дышим одним воздухом, а вы совершенно иным. Вы, европейцы всего боитесь. Поэтому терпите то, чего терпеть не надо. Вы даже смерть не называете смертью. У вас это называется как угодно, только не смерть. Такое впечатление, что покойник ушёл, но может вернуться. Даже в этом вы себе врёте. Только пойми меня правильно. Я не осуждаю вас. Просто так сложилось. Вам так нравится и, слава Богу.
Поль подошёл к Ивану близко и заглянул в глаза. Он смотрел, как смотрит верный пес, стараясь угодить хозяину. Во взгляде старика было сочувствие. Поль положил руку на плечо Чернова и спросил:
– Laisse–moi faire du caf'e?