Брат Андрей, 'Божий контрабандист'

В первый же вечер послушать меня пришли тридцать пять кубинцев. Во второй вечер вернулись первые тридцать пять, в третий и четвертый появилось шестьдесят, а затем более ста. Конечно, некоторые из этих "верующих" были полицейскими, но я был рад, что они меня слышат. Я очень старался сконцентрироваться на проповеди Евангелия и держаться подальше от политики. Но внутри этих ограничений, одинаковых для любого полицейского государства, я был поражен остальными свободами - свободой собрания, перемещения и самовыражения, - которые существуют на Кубе в отличие от стран, где коммунистический режим утвердился раньше.

В следующие недели я ездил по районам, прилегающим к Гаване, и выступал в различных церквах много раз на дню, собирая все большее количество людей иногда до шестисот человек. Я говорил по-английски и всегда находил переводчика. Мы с Хансом постоянно держали друг с другом связь по телефону; он рассказывал, что в Ориенте полицейский контроль был жестче, а люди более боязливы, чем в Гаване. Там, оказывается, находилась американская военная база.

Мы с Хансом в первую очередь старались сообщить людям, что мы из Голландии. Для них это имело большое значение. Антиамериканская кампания была на Кубе в самом разгаре, и даже в церкви отношение аудитории к людям с Запада было неоднородным. Правительство старалось подчеркнуть тот факт, что большая часть протестантских церквей на Кубе была основана американскими миссиями.

Однако и католические, и протестантские церкви при новом режиме оказались в одинаковом положении, и больше всего страдалo духовенство. Священники и служители были названы непроизводительными членами общества. Им не давали талонов на продукты и одежду и часто вынуждали работать в трудовых батальонах, которые были предназначены для тех, кто не мог служить в армии. В такие группы набирались наркоманы, гомосексуалисты, преступники и вместе со священниками отправлялись в поля резать сахарный тростник.

И все же большая часть этих смелых людей оставалась на своем посту. Церкви были открыты для всех: духовный голод был огромным. Везде, где мы с Хансом выступали, собиралось множество людей. В окна и двери заглядывали посторонние, чтобы посмотреть, что у нас происходит. Иногда нам казалось, что лучше вообще устраивать собрания не в церкви. Помню, однажды я сидел на скале над океаном и разговаривал с группой студентов университета, в то время как по дороге внизу постоянно курсировал джип с вооруженными солдатами.

Куда бы мы ни ходили, везде люди спрашивали о преследованиях верующих в коммунистических странах, которые мы посетили. Они задавали вопросы, которые показывали, что они в курсе всех событий. Их интересовало, что с подростковым центром Дейвида Уилкерсона в Нью Йорке, где теперь Билли Грэм, что это за движение, которое провозгласило, что Бог мертв. Вот так мы узнали о том, что на Кубу обычной почтой поступали регулярные религиозные публикации даже из Соединенных Штатов.

За несколько месяцев до нашего приезда Кастро объявил о своем решении позволить всем, кто хочет, покинуть страну. Сотни тысяч людей записались в список желающих. Однако с Кубы каждый день улетало только два самолета. Понадобилось бы десять лет, чтобы вывезти с острова только те девятьсот тысяч, которые были в списке. Тем временем те, кто стояли в очереди на выезд, теряли работу, жилье и собственность. И все же каждый день сто девяносто человек покидали Кубу, а другие твердо верили, что их черед скоро наступит. Мы чувствовали, что самое большое влияние мы оказываем именно на тех, кто ждал своей очереди на отъезд.

Как и в Восточной Европе, мы призывали наших слушателей подумать о судьбе христианина в то время, когда его страна была в беде. Бежать или остаться? Жизнь на Кубе в 1965 г. была нелегкой. Но, может быть, Бог имел веские причины на то, чтобы поместить их в таком месте и в такое время? Может быть, они станут Его орудием, Его исцеляющими руками, Его представителями на этой земле.

Однажды вечером, когда я высказал подобную мысль, из зала поднялся дородный, хорошо одетый мужчина с густыми черными усами. "Я методистский служитель, - сказал он собранию, - хотя в течение последних двух лет я работал парикмахером. Но Бог говорил со мной сегодня вечером. Я собираюсь вернуться к служению. Я пастырь, который оставил Его овец, но теперь я возвращаюсь к ним".

Началось что-то невообразимое. Все в церкви кинулись пожимать ему руки. Я слышал крики радости, плач и возгласы: "Gracias, pastor!"*

Мы видели много подобных случаев. Одна пара уже готовилась выкупить долгожданные авиабилеты, и через две недели они должны были улететь. Но после нашей встречи решили остаться. "Теперь, - сказали они, - Куба - наше миссионерское поле".