Наступило воскресенье. Это был важный день в нашей программе. Мы должны были принять участие в демонстрации на стадионе. Но вместо этого я пошел в церковь.
В голландских газетах так много писали о домашнем аресте лидеров польских церквей и о закрытии семинарий, что у меня создалось впечатление, что вся религиозная жизнь в Польше ушла в подполье. Конечно, это было не так. Библейский магазин, по всей видимости, работал. Я проходил мимо католических храмов, двери которых были открыты. Но существуют ли в Польше, думал я, действующие протестантские церкви?
Я не хотел спрашивать о церкви у наших руководителей, потому что не доверял им. Поэтому я выскользнул на улицу и поймал такси. "Добрый день", сказал я по-польски. Водитель улыбнулся и разразился длинным предложением. Но по-польски я знал только приветствие, и, когда я попросил его по-немецки отвезти меня в церковь, его лицо перестало сиять улыбкой. Я попробовал объяснить по-английски, но он ничего не понимал.
Я сложил руки словно в молитве, затем раскрыл их, словно читал книгу. Потом перекрестился и покачал головой. Нет, не католический храм. И опять я жестами показал, будто читаю книгу. Водитель опять улыбался. Он поехал по городу, и, как я увидел, он понял, что мне нужно. Мы остановились у красного кирпичного здания, над которым возвышались два шпиля. Через десять минут я сидел в реформатской церкви за Железным занавесом.
Меня поразило количество прихожан. Церковь была на три четверти заполнена народом. Я также был удивлен присутствием молодежи.
Пение было вдохновенным, проповедь, по всей видимости, основана на Писании, потому что проповедник постоянно обращался к Библии.
Когда служение закончилось, я подождал в конце зала, чтобы посмотреть, говорит ли кто-нибудь на языках, которыми я владею. Должно быть, было видно, что я иностранец, потому что я услышал приветствие на английском: "Добро пожаловать".
Я повернулся и увидел пастора. "Вы не сможете подождать немного?" спросил он меня. - "Мне бы хотелось поговорить с вами".
Я с радостью подождал его.
После того как почти все ушли, пастор и несколько молодых людей с готовностью отвечали на мои вопросы. Да, они исповедовали свою веру открыто и в условиях значительной свободы, пока соглашались с политикой партии. Да, членами их церкви могли быть коммунисты. Что ж, этот режим так много сделал для народа, что на некоторые вещи приходится просто закрывать глаза. "Да, это компромисс, - сказал пастор, пожав плечами, - но что делать?"
"В какую церковь вы ходите дома?" - спросил один из молодых людей на отличном английском.
"В баптистскую".
"А не хотите сходить на богослужение в баптистскую церковь?"
"Очень хочу".
Он вытащил бумагу и карандаш и написал адрес. "Сегодня вечером там будет служение", - добавил он.
В тот же вечер, узнав от других членов голландской делегации, какими скучными были бесконечные речи, я опять сел в такси, но на этот раз вооруженный конкретным адресом.
Когда я приехал, богослужение было в самом разгаре. Народу там оказалось меньше. Люди были не так хорошо одеты, и среди прихожан почти не было подростков. Но произошло нечто интересное. Пастору сообщили, что в приходе появился иностранец, и меня тут же попросили подняться на кафедру и выступить перед собравшимися людьми. Я изумился. Неужели у них с этим так свободно?
"Есть кто-нибудь, кто говорит по-немецки или по-английски?" - спросил я, не осознавая, что нашел способ, которым буду часто пользоваться в будущем. Оказалось, что в приходе есть женщина, говорящая по-немецки. С ее помощью я прочитал свою первую проповедь за Железным занавесом. Она была коротенькой, и смысл ее был очевиден: вот я, христианин с другой стороны Железного занавеса, стою и проповедую Евангелие в коммунистической стране.
В конце моего маленького обращения пастор сказал самую интересную вещь. "Мы хотим поблагодарить вас, - сказал он, - за то, что вы здесь. Даже если бы вы не сказали ни слова, просто видеть вас означает для нас очень много. Иногда нам кажется, что в нашей борьбе мы совершенно одиноки".
В ту ночь, лежа на своей койке в кабинете математики, я думал о том, насколько разными были эти две церкви. Одна явно проводила политику сотрудничества с правительством, она привлекала к себе большое количество народа, в том числе молодежь. Другая, как я чувствовал, шла дорогой одиночества. Когда я спросил, есть ли у них в приходе члены коммунистической партии, они ответили: "Если и есть, мы не знаем об этом". Мне приходилось учиться так быстро и так многому, что трудно было все это усвоить.
Я пробыл в Польше почти неделю! Наконец наступило 21 июля, день, когда должен был открыться библейский магазин. Я рано вышел из гостиницы и скоро достиг улицы Нового мира.
Около девяти часов утра я увидел торопливо идущего человека, который подошел к магазину и вставил ключ в замочную скважину.
"Доброе утро", - сказал я по-польски.
Человек выпрямился и посмотрел на меня. "Доброе утро", - ответил он несколько неуверенно.
"Вы говорите по-английски или по-немецки?" - спросил я по-английски.