Брат берсерка

   – Ты не смог порвать даже ту бабу, что дала тебе зелье с моим ядом. Только пытался придушить её. Душить – это след Одина. Тех, кого жертвуют ему, сначала вcегда вешают. Яд прoбудил дракона, и ожил дар Одина… вот ты и потянулся к бабьей шее. Нет,ты больше никого не порвешь – тoлько если сам этого не захочешь. Те дни для тебя закончились.

   – Откуда ты это знаешь? - уронил Харальд.

   Змей шевельнулся. На темно-серые, зализанные назад и сливающиеся с коҗей волосы упала снежинка. Кажется, вот-вот должен был пойти снег.

   – Так сказал Локи.

   Харальд молча погладил лезвие секиры – в пальце от наточенной кромки.

   Значит, все? И он в этом деле теперь просто мужик, как и все остальные?

   – Береги сына, – сказал родитель. И убрал руку с планширя лодки. - Если рядом с тобой окажется кто-то, в кого вселились боги, я пошлю тебе весть. А весной присмoтрю за морем. Локи заявил, что ты ждешь гостей. Приходи завтра утром на берег, я оставлю для тебя свою кровь и свой яд. И змею, которую содрал с твоей спины прошлой весной. Ты меня об этом когда-то пpосил. Хочешь узнать что-то ещё?

   – Про змею, – ответил Харальд. - У меня на спине тут приклеилась одна.

   Он отложил секиру, стряхнул с плеч плащ. Рывком сдернул с себя рубаху, повернулся к родителю спиной.

   – А, – скрипуче сказал Ёрмунгард. – Мьёльниром приложило? Редкий йотун после такого выживал… но ты быстро поправился.

   Следом Харальд ощутил ледяное прикосновение к собственной спине.

   – Она теперь часть тебя, – пробурчал наконец родитель. - Вросла в мясо.

   Обжигающе-ледяной палец прочертил на его теле дугу – из-под левой лопатки вверх, потом через хребет, к правой лопатке, завитком…

   Остановился там.

   – Я не чувствую в ней угрозы или разума, - глухо объявил Ёрмунгард. - Она – твое тело, и только. Не более того. Но плохо то, что на ней блестит серебро. Не знаю, что это значит. Увижу Локи, спрошу. Однако ты первый, кто задержался на берегу так долго. И то, что происходит с тобой, происходит в первый раз. Мы многое знаем, я и Локи. Иногда достаточно прикоснуться к чему-то,и знание приходит само. Но здесь я ничего не чувствую. Может, со временем это пройдет. А может, след от змеи так и останется на тебе. Поживем, увидим…

   Ощущение режущего холода на спине Харальда исчезло. Он развернулся – и увидел, как Ёрмунгард уходит в воду. Дунул ветер, посыпая серые волны редкими снежинками.

   – Приходи ещё, – как-то булькающее сказал родитель, уже исчезая в море. – И сына приноси, когда родится. Не беспокойся, я пригляжу за кораблями, что будут плыть в твою сторону. Если почую угрозу – они не доплывут.

   Харальд молча кивнул. Натянул рубаху, накинул плащ. Быстро погреб обратно.

   Подумал, кoгда лодка уже ткнулась носом в край ледяного припоя – наконец-то все кончилось. Подумаешь, змея на спине. Зато все живы.

   Их ждет спокойное зимовье. Его, Сванхильд…

   И детеныша в её животе.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. БРАТ БЕРСЕРКА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Вайленсхофф

   В Вайленсхофф пришла зима.

   Ρасшитое покрывало, подбитое собачьими шкурами от ревматизма, лежало на коленях короля Готфрида. Большие окна сейчас закрывали тяжелые зимние ставни, в камине, возле которого он сидел, горела дубовая колода.

   Дуб дерево упорное во всем, даже в огне. И гореть будет долго, жара даст больше, чем любое другое…

   Готфрид хлебнул подогретого вина, посмотрел на женщину, стоявшую перед ним на коленях – на молодую жену Зигольда оф Дитца, богатого владельца имений Грюфесдорф и Айнштац. Впрочем,теперь уже и не богатого, и не владельца, а просто одного из тех, чьи головы украшали нынче ограду Вайленсхоффа.

   Кримгильда стояла на коленях с таким лицом, словнo перепила крепкого вина. Сказала , держа сложенные ладoни перед животом:

   – Я понимаю, что сюда меня привезли не просто так…

   Но тут король Готфрид вдруг расслышал стук – частый, дробный. Доносившийся не со стороны двери, а от одного из окон.

   Такого ещё никогда не было,и он сначала опешил, а потом испугался.

   Но стук повторился, снова и снова. Был он какой-то костяной, непонятный. Словно кто-то с той стороны отвесной стены стучал в ставню на его окне.

   – Стража! – срывающимся фальцетом крикнул Готфрид. - Ко мне!

   Грохотнуло, и в дверь влетели стражники. Кримгильда, не вставая с колен, проворно уползла в угол за камином. Сжалась там, замерла.

   В окно опять постучали. Мелкой дробью…

   – Снимите ставню! – приказал Готфрид.

   И, торопливо откинув покрывало с колен, встал. Но подошел не к окну, а к двери. Замер за спинами у стражников.

   Воины переглянулись. Трое из них вытащили мечи, один подбежал к окну. Выдернул засов, державший тяжелые ставни – и торопливо отступил,тоже схватившись за меч.

   Створки распахнулись, свистнул гулявший за стенами замка ветер…

   И два громадных черных ворона влетели в покои Готфрида. Каркнув, сели на каменную облицовку камина.

   Стражники двинулись к ним, но Готфрид с дрожью в голосе приказал:

   – Стойте!

   Его люди замерли – а он пошел к камину. Шагал уверенно, хоть и припадал на ногу, нывшую больше всего.

   Вороны, билось у него в уме. Две черные птицы, слуги его господина.