— Стой, неразумная, — проговорила Поля, делая осторожный шаг к девке. Та покачнулась, но не отпрянула. — Куда спешишь? Лес на рассвете голодный.
Девка повела плечами, будто не понимает речи, но страх исчез из ее глаз. Там вообще ничего не осталось — пустота, прозрачный свет, таким он бывает по весне, когда голые деревья напитаны соком, но еще не выпустили почки. Как и в них, что-то зрело в беглянке. Но что, Поля никак не могла разобрать.
— Не спеши в чащу, не спеши… — растерянно попросила она, зная, что слова ее должны дурманить, заговаривать, литься водой, лишать воли, полнить желанием.
Но как подступиться к той, в чьем взгляде весенний голый лес?
Поляша растянула губы в улыбке, заставляя себя видеть в девке лишь то, что в ней на самом деле было — худобу, болезненную бледность, безумие, страх. И никакого леса, откуда тому взяться?
— Тихо-тихо, слушай меня, просто слушай, — начала Поля, но беглянка шагнула вперед, удивленно подалась навстречу, покачала растрепанной головой.
— Ты же мертвая! — изумилась она.
Но не испугалась. Почему она не испугалась? Сама-то Поляша чуяла, как страх сжимает ее холодное сердце.
— Тише-тише! — жалобно повторила она. — Я не за тобою, не к тебе я! Не бойся, нечего живой меня бояться…
Девка смерила ее пустым прозрачным взглядом и, подумав, кивнула.
— Значит, ты за мертвой пришла? — И вдруг съежилась, теряя равнодушную свою лесную силу. — За ней, да?
— В доме покойник? — стараясь, чтобы голос не дрогнул, спросила Поля.
Девка кивнула, всхлипнула, переступила босыми ногами. Больше в ней не было ничего жуткого. Обычная девочка, такой же безнадежной дурой сама Поля и пришла в лес, чтобы сгинуть в чаще.
— Кто?
Смерть ведьмы Поляша бы почуяла, значит, старая Глаша. Теплые руки, доброе сердце, дух дома, впитавшийся в седые волосы… Тетку было жалко, да что там, до слез жалко, но мертвое сердце выдержит такую беду.
— Стешка. — В рассветной дымке ответ прозвучал коротко и безжалостно.
Поля вскинула глаза на девку — у той дрожали посиневшие от холода губы. Не врет. Вот оно как. Двух родовых детей потерял нынче лес.
— Мы пришли, а она… Мертвая. В крови вся…
Где-то далеко, на дне темного омута памяти, Поля хранила образ тихой девочки с тонкими волосами, собранными в тугую косу. Девочка и родилась-то хиленькой, молодость да сила Глаши давно канули в небытие, а та все пыталась родить наследника прожорливому лесу. Так и росла Стеша нежеланной, но любимой. В большом теткином сердце каждому нашлось место. А теперь безжизненное девичье тело осталось лежать в луже крови. Так поступает лес с теми, кто ему не нужен. Сбежать, сбежать бы прочь из него, оставить за спиной и орешник этот, и могучие сосны, и кочки, и низины, и нелюдь всю, прячущуюся в них. Да только сама Полина давно корнями проросла в чащу, а вот у девки был еще шанс спастись.
— Ты что ж, испугалась покойницу да сбежала? — спросила ее Поляша, добавляя в улыбку тепла.
Беглянка кивнула, утерла лицо, насупилась ребенком, ожидающим трепку.
— Глупо. — Поляша решила говорить с ней, как с неразумным дитем, а лес весенний во взгляде, так тот привиделся с горя, и все тут. — Глупо одной в лес, босиком, без дороги. Сгинешь.
— Не могу тут. — Девка потянула разодранную ткань рубахи к грязным коленкам, острым, как речные камешки. — Мне в город надо… Куда угодно, только б не здесь.
Она говорила тихо, но так отчаянно, что даже Поляшу, давно позабывшую людские тревоги, пробрало. Куда идти ей, испуганной и чужой, Поля знала. Мимо орешника, по краю оврага, там наискосок по березовой рощеньке да к сосновому бору, а дальше… Дальше будет дом. Серый, в шесть унылых этажей, с обсыпающейся штукатуркой и скрипучими лестницами. Острая сетка, отделяющая заросший двор, безликие лавки, вбитые в землю. И шатающиеся без цели и смысла фигуры в длинных халатах. Сумасшедшие на прогулке. Целый дом сумасшедших. Место, что кормило болото свежей кровью. Место, откуда Батюшка уводил несчастных, чтобы продлить свою жизнь, прерывая их жалкое существование.
Отвести туда девку — невеликий труд. Два, ну, три дня в дороге. Куда легче, чем стоять тут, чувствуя, как рвется из земли враждебная сила да кусает босые ступни. А от дома того до озера рукой подать. За седмицу успеется. И пойдет Поляша на поклон к спящему, чтобы вызволить сына.
— Я знаю дорогу, — сказала она, принимая решение.
Девка встрепенулась, улыбка было тронула ее губы, но тут же завяла.
— Ты мертвая. С чего мертвой мне помогать?
Поля с трудом сдержала разочарованный стон — может, стоящая перед ней была сумасшедшей, но точно не дурой.
— Потому что вначале ты поможешь мне, — ответила она и помолчала, подбирая осторожные слова. — Мальчик. В доме был мальчик. Этой ночь его отдали болоту.
— Степушка! — перебила ее девка, снова всхлипнула. — Рыжий такой, хороший очень… Добрый, милый… Он мне листочки показывал…