Брат болотного края

Дема почувствовал, как свербят в горле слезы, запрокинул голову и захохотал. Нелепо, вымученно, лишь бы не зарыдать. Смех его отразился от стен, проникая за них, туда, где лежала покойница. Но Дема и не думал останавливаться. Он смеялся, оплакивая сестер, братьев и себя. Детей, которых заставили жить по лесным законам сумасшедшие тетки и убийца-отец.

Он смеялся, пока не вспомнил вдруг, что лежащее на ладони пришлой девки было деревянной пластинкой с вырезанным на ней листиком. Красивая, тонкая работа, странно даже, что сделали ее детские ручки.

«Мне нужно», — умоляюще просила беглянка.

Мелочь на память? Сувенир, который она принесет в палату и покажет подругам, таким же отчаянно сумасшедшим, как она сама? А может, вещь, хранящая тепло ушедшего в болото ребенка?

Дема вскочил, чуть было не рухнул, запутавшись в ногах, и бросился вслед за той, что отпустил на смерть.

Поляша.

Петух успел трижды разнести песнь по округе. Когда стихла первая, девка скрылась в тени дома. Когда вторая — солнце полилось на траву широким потоком, стирая росу с нее, как слезы с девичьей щеки. На третий пронзительный крик Поляша была готова задушить проклятого петуха. Но земля жгла ее ступни, а невидимая граница родовой поляны продолжала делить лес и дом, смерть и жизнь. Полина застряла между, изнывая от тянущей боли и тревожной уверенности — все снова пошло не так.

Девка не возвращалась. Испугалась ли, осталась в доме, удерживаемая чужой волей? Или просто не сумела отыскать нужное им тепло маленькой ладошки?

— Иди, иди же, иди! Возвращайся скорее! Ты обещала! Ну, скорее! — шептала и шептала Поляша, стискивая холодные кулаки.

Петух отгорланил, закудахтали в ответ восхищенные куры. Их пора было выпускать на волю, чтобы нащипались травы, наклевались зерна. Но дом тонул в тишине и безмолвии. Только в хлеву начинала взволнованно мычать недоенная корова. Некому было ее облегчить, некому было выйти во двор.

Сколько раз Поляша первой выскальзывала из сонных комнат, чтобы начать день у теплого коровьего бока? Сколько плошек зерна склевали куры с ее ладоней? Но все это кануло в кровавое небытие. На смену пришло лебединое тело да холодные объятия озерных сестер.

Она не тосковала. Нельзя жалеть ушедшее безвозвратно. Но в миг, когда дом осветило утреннее солнце, Поляша вдруг поняла, что человеческое в ней до сих пор отчаянно противится лебединому. Она бы заплакала, по-бабьи жалея себя, но по ступеням крутой лестницы скользнула знакомая тень.

Девка шагала от дома, прижимая левую руку к груди, а правой размахивая, словно пыталась взлететь, но была подбита на одно крыло.

— Давай-давай, милая! — взмолилась Поляша. — Ну, чуток еще!

Дом молчал, солнце светило, со стороны леса доносился тихий шепот листвы. Слишком спокойно для утра после кровавой ночи. По рукам Полины пробежали мурашки, встали дыбом тонкие волоски.

— Ну же! — крикнула она. — Беги!

Девка услышала ее, сбилась с быстрого шага, перешла на бег, то вырываясь вперед, то путаясь ногами в траве.

— Беги! — Поля ударилась о прозрачную стену, но не почувствовала боли. — Беги же! — Голос ее сорвался. — Беги… — Это она уже прохрипела, обреченно сползая вниз.

На крыльце мелькнула еще одна тень. Плечистая, рослая, большая. За мгновение преследователь догнал девку, схватил ее за руку и рванул на себя. Та слабо затрепыхалась, но куда было ей справиться со зверем? Зверенком, волчонком. Хозяином.

— Беги же, глупая… — выдохнула Поля, пряча лицо в ладонях.

Она слышала звуки борьбы: как рычит тот, кто сильнее, как жалобно вскрикивает та, что беспомощней.

— Отдай, отдай, пожалуйста! — канючила она.

— Зачем оно тебе? Говори!

Голос, глухой и опасный, совсем чужой — так и не поймешь, что принадлежит он мальчику, который умел заливаться пылающим жаром, если знать, как прикасаться к нему, знать, где.

— Мне нужно! Ну, мелочь же? Отдай! — Девка не сдавалась, все боролась, шипя от боли в руках, которые так безжалостно выкручивал Дема.

Поляша видела это через сцепленные пальцы, словно сквозь решетку клетки. Девка раскраснелась, Демьян оставался спокойным, только сводил густые брови да крепче сжимал пальцы на тонких запястьях беглянки.

— Откуда знаешь ворожбу эту? Говори!

Откуда сам он ведал о тайном обряде возвращения отданного, если знание это было даровано Полине в миг, когда она обернулась берегиней? Уж не Хозяин ли просыпался в нем, делясь мудростью векового леса? Поляша бросила на Демьяна быстрый взгляд и тут же отвела глаза в страхе, что тот почует. Но зверь был слишком занят добычей.

— Ничего я не знаю! Отпусти! Больно же! — Девка дернулась изо всех сил, Демьян рванул ее к себе, выворачивая руку под страшным углом.

Крик разнесся над поляной.

— Говори!

Дема склонил девку к земле, навис над ней, оскалился.

— Говори!

Послышался хруст, девка уже плакала, по ее бледному лицу текли крупные слезы, но глаза смотрели на мучителя с холодной ненавистью.

— В трясину иди, пес шелудивый! — процедила она и плюнула ему в лицо. — Мое это. Мое.

От удивления Дема ослабил хватку. Девка дернулась, но вырваться не сумела, только растянулась на траве.