Брат бури

— А я — шериф, — вставил другой. — И поскольку ты явно нарушаешь общественное спокойствие, мне придется тебя арестовать.

Это было уже слишком даже для такого мягкого человека как я.

— Заткнись, дурья башка! — заревел я, сжимая кулаки. — Я приехал в ваш мерзкий городишко, чтобы мирно и законно вызволить из тюряги Ром-Бабу, честь по чести уплатив за него штраф, для чего, как подобает истинному джентльмену, пытаюсь честно выиграть в покер! Но если вы, паршивые гиены, не перестанете испытывать мое терпение, клянусь сарафаном моей бабушки, я разнесу по камушку вашу вонючую тюрьму и вытащу оттуда своего приятеля, не заплатив ни единого цента!

Мировой судья побелел. Тыча шерифа локтем в бок, он зашипел:

— Оставь его в покое! Я уже купил вот эти сапоги в кредит под ту десятку, что мы еще только собрались содрать с Ром-Бабы!

— Но… — начал шериф с сомнением в голосе.

— Заткнись! — еще с большей злобой зашипел мировой судья. — Я сам только сейчас сообразил. Это же Брекенридж Элкинс!

Шериф чуть было не подавился собственным адамовым яблоком, смертельно побледнел и срывающимся голосом пробормотал:

— О… извините меня… я, кажется, совсем неважно себя чувствую. Наверно, проглотил что-то не то нынче за обедом. Думаю, мне надо срочно взнуздать своего коня и съездить в соседнее графство за… за пилюлями!

Не думаю, чтобы шериф уж так плохо себя чувствовал. Особенно если судить по тому, с какой прытью он рванул за угол после того, как, шатаясь, вывалился из дверей салуна. И зачем только люди охотничьих собак держат? Ведь такой парень вполне бы мог самостоятельно загнать насмерть любого зайца!

Тут все внезапно засуетились, стали вытаскивать из-под стола того малого с бакенбардами и поливать его водой, а я вдруг сообразил, что уже наступило время ужина, вышел из салуна и двинул в сторону домика, где жила Юдит. У самых дверей домика я наткнулся на здоровенную, размером с хороший амбар, тетку с квадратной челюстью. Смерив меня подозрительным взглядом, она сказала:

— Вот так-так! А тебе-то чего тут надо?

— Хотел потолковать с вашей сестрой, с мисс Юдит, — ответили, учтиво отстегивая от пояса кобуру со стетсоном.

— Как ты сказал? С моей сестрой? — переспросила она, все еще хмурясь, но уже куда более миролюбиво. — Ты ошибся. Она мне племянница.

— Не может быть! — воскликнул я, старательно прикидываясь изумленным. — Сперва мне вообще показалось, что вы — это она. Потом я решил, что такое сходство бывает только у близняшек. Но теперь-то мне ясно: молодость и красота просто свойственны всем членам вашей семьи.

— Не болтай ерунды, негодяй! — ухмыльнувшись, уже совсем мирно сказала тетка и дружелюбно ткнула меня локтем в бок. Таким тычком кому-нибудь другому она проломила бы пару ребер. Но только не мне. — Ну что ж, раз ты сумел умаслить меня — входи. Сейчас я крикну Юдит. Как тебя зовут, парень?

— Брекенридж Элкинс, мэм, — ответствовал я.

— Вот как? — заметила она, вглядываясь в меня с новым интересом. — Приходилось, приходилось слышать о тебе всяческие россказни. Однако ты посмышленее, чем о тебе говорят. Эй, Юдит! — вдруг громыхнула она. От ее голоса разом задребезжали все оконные стекла. — К тебе гости!

Появилась Юдит. Выглядела она преотлично. Но, увидев меня, отшатнулась, а глаза ее расширились от испуга.

— Кто… Кто это? — ошарашенно пролепетала она.

— Мистер Брекенридж Элкинс, невадец, — по всей форме представила меня тетка. — С Медвежьего Ручья. В этом дерьмовом городке он — пока единственный юноша, в котором мне удалось обнаружить хоть крупицу здравого смысла. Ну что ж, входи и усаживайся за стол. Ужин поспел. Мы тут как раз дожидались Кучерявчика Якобса, — пояснила тетка. — Но если этот шалопай не появится через пару минут, он рискует уйти отсюда несолоно хлебавши.

— Oн очень сожалеет, — быстро ввернул я, — но просил меня передать, что ну никак не сможет заглянуть к вам сегодня.

— А вот я совсем не сожалею, — фыркнула тетка. — Я ему и прийти-то разрешила только потому, что даже такая отчаянная вертихвостка, как Юдит, не способна втюриться в этого сосунка и олуха. Кроме того…

— Тетушка Генриетта! — запротестовала раскрасневшаяся Юдит.

— …я на дух не переношу таких слабаков, — закончила тетушка Генриетта, осторожно опускаясь в обитое сыромятной кожей кресло, жалобно застонавшее под грузом ее необъятного тела. — Подвинь к столу вон ту табуретку, Брекенридж, — скомандовала она. — По-моему, только эта мебель у нас в доме способна выдержать твой вес. Если, конечно, не считать дивана в гостевой комнате. И не вздумай спорить со мной, Юдит! Если я сказала, что сопляк вроде Кучерявчика Якобса не подходит такой девушке, как ты, значит, так оно и есть. Да у него чуть становая жила не лопнула, когда он пытался приподнять бочку с солью, которую мне надо было занести в коптильню! Так и не смог; пришлось мне самой ее тащить. Кто виноват в том, что нынче все молодые парни такие худосочные, хотела бы я знать?

— Мой папаша всегда говорил, что виновата республиканская партия, — вставил я.