Брат для волчонка

Теперь уже непонятно, какие функции они могли выполнять. В простой цепи низшего звена: боец-сержант-капитан – не было лишних звеньев.

Удобство командования обеспечивали стандартные схемы ведения боя, которые пакетом доводились до каждого бойца, мгновенно активировались у него на браслете.

Сержант видел на схеме маячки всех своих бойцов, капитан видел маячки всех своих групп.

Всё было просто и ясно. Это доказала хаттская война с её «паутиной» командования, когда приказы передавались практически моментально, одними номерами схем реагирования. Теперь так умели и люди.

У людей был только один «предел», которого не было у машин: в подчинении сержанта по личному составу могло находиться не более ста пятидесяти бойцов.

Наблюдать-то он мог и за большим числом, а вот вникнуть в жизнь каждого, понять, чем он дышит, уже не мог.

Потому на корабле обычно имелось несколько сержантов по личному составу и один старший сержант, занимающийся наймом и глядящий на своё хозяйство с высоты полномочий заместителя капитана.

Сержант Валенштайн даже не мечтал дослужиться до заместителя капитана. Он всю жизнь трудился винтиком в схеме боец – сержант, и это сказалось на нём даже внешне.

Валенштайн был лупоглаз, остронос, тонконог, а разговаривая, чуть наклонялся вперёд в показном усердии.

Когда он представился Марвину и «клюнул» глазами стол, Астахова осенило – вальдшнеп!

Он всего один раз уронил это прозвище в буфете, и даже поначалу забыл про него, но потом с удивлением услышал его сначала от техников, а потом от курсантов.

Вот так новоприбывший сержант превратился в Вальдшнепа.

Следом, однако, прибыл психотехник, и мастер-сержант эту шуструю птицу из виду упустил. А зря.

Психотехник был злом известным и проверенным. И пока Астахов и Марвин отпаивали его коньяком и убеждали, что все виновные давно признались, раскаялись и ознакомительной беседы будет достаточно, Вальдшнеп успел навести военный порядок во всём центральном коридоре.

На стенах были развешаны «Правила внутреннего распорядка». Курсанты ходили в туалет и в столовую строем. У входа в их каюту стоял назначенный Вальдшнепом дежурный. И даже постели заправлялись по команде…

Астахов был потрясён, что всё это Вальдшнеп успел сотворить примерно за два часа их с Марвином попустительства. Но отыгрывать назад было поздно.

Вальдшнеп для курсантов был «присланным начальством». А авторитет начальства в том и состоит, что если кто-то успел навалять дурака, остальным приходится соответствовать.

В спецоне люто ненавидели весь этот казарменный бред, но Вальдшнеп оказался армейским сержантом и порядок любил трепетно.

– Зато за драки курсантов теперь отвечает он, – ухмыльнулся Марвин, когда Астахов посетовал ему на новичка. – Вот пусть он с ними в следующий раз и смотрит кино про штрафбат.

Астахов представил чистенького подтянутого Валенштайна, наклоняющего клювик к голопроекции колоритной горы трупов, и без стеснения заржал.

– Да и ты теперь и в столовую за ними не обязан таскаться. Пусть он рулит. Пошли в буфет, там пожрёшь! – объявил Марвин.

Астахов кивнул. Он хотел обращаться с курсантами по-людски, но кто виноват, что не вышло? Не они ли сами?

Или нельзя с мальчишек спрашивать то, чего они просто не могут пока понимать? Про то же планирование последствий?

Это следовало обсудить, и он пошёл за Марвином в буфет, где можно было купить горячие бутерброды, кофе и не изображать из себя идиота, любящего армейскую стряпню.

* * *

Рэм проспал в капсуле интенсивной терапии трое суток – стандартная медицинская процедура.

За это время жизнь на станции вошла в нормальную колею.

Утром четвёртого дня медик тщательно осмотрел Рэма, в обед отпустил, послав в общую сеть предписание: не нагружать восемь дней рёбра, куда был введён костный гель – своеобразный внутренний «гипс».

Нарушителей дисциплины – Макса, Лудди и Джея – выпустили из карцера ещё утром.

Когда Рэм вошёл в столовую, они старательно отводили глаза. Не знали, чего от него ждать.

Рэм уже слышал от медика, что Рай погиб. Оступился и ударился головой. Несчастный случай.

Но ему тоже было неловко, словно он был немного виноват в этой смерти.

Положение спас Валенштайн. Сержант подскочил к Рэму и начал излагать ему правила внутреннего распорядка, требуя стоять, как положено курсанту, отвечать, как положено курсанту, смотреть куда надо и прочий уставной бред.

И Рэма отпустило. Общее сумасшествие всегда подавляет личное. Загоняет его в какую-нибудь дальнюю щель.

Разве что во сне да в личных багах вылазит потом так и не понятая вина. А внешне её и не разглядишь.

Рэм кивнул, как от него требовали: подбородок вперёд и вниз. Сел на указанное Валенштайном место.

– Это Вальдшнеп, – прошипел Лудди, сидевший напротив. – Его нас воспитывать из ставки прислали.

Только Хэд знает, как и почему кличка, небрежно брошенная Астаховым, была моментально принята на вооружение курсантами.

Рэм кивнул.

– А Рая убили, – продолжал Лудди, воодушевлённый вниманием бывшего врага. – Он не просто башкой ударился! Его придушили! Джей говорит…