Брат Гримм

Бернд ехал в подземке. Припарковаться в районе Киц был трудно, и кроме того, отправляясь в свои экскурсии, он предпочитал общественный транспорт, позволявший сохранять анонимность. Тем более что он, возможно, немного выпьет. Но только после этого.

Напротив него сидела молодая женщина. Это была подстриженная под мальчишку блондинка лет примерно двадцати. Или чуть старше. На ней было длинное, почти до лодыжек, афганского стиля пальто. Пальто распахнулось, и он видел излишне полное, если не сказать жирное, тело и пышные груди под туго натянутой футболкой. Он уперся взглядом в полоску бледной гладкой кожи между краем футболки и низким поясом хипповых джинсов. Пупок девицы украшала блестящая фенечка.

Бернд любовался ее зрелой юностью, чувствуя, как твердеет его пенис. Снова одно и то же. Девушка подняла голову, и их глаза встретились. Он, как ему показалось, игриво улыбнулся, но на самом деле его лицо исказила похотливая гримаса. Девушка, не скрывая раздражения, плотно запахнула пальто и положила висевшую на плече сумочку на колени. Он, в свою очередь, пожал плечами, сохранив при этом улыбку. В течение нескольких минут он искал глазами чарующие, но, увы, уже скрытые под бесформенным одеянием пышные формы юного тела. Как только поезд остановился на следующей станции — это была Кенигштрассе, — девушка резко встала и подошла к автоматической двери, бросив на ходу:

— Отвали, урод…

Бернд проехал до следующей остановки. По мере того как он взбегал по ступеням, его нетерпение только усиливалось. Оказавшись на воздухе в ночи, он глубоко вздохнул и убедился в том, что странный запах преследует его и здесь. Надо сказать, что в этом месте вонь была не очень сильной, растворяясь во влажном вечернем воздухе и смешиваясь с выхлопными газами многочисленных машин. А вокруг него сверкал огнями Санкт-Паули.

Эта станция подземки находилась в западном конце улицы, известной под названием Зюндиге-Миле, или Греховная Миля. Широкий и длинный Репербан проходит через самое сердце района Санкт-Паули. В старое время этот район именовался Гамбургер-Берг и лишь значительно позже получил новое название в честь местной церкви. Когда-то это была ничейная земля между двумя конкурирующими городами — немецким Гамбургом и датской Альтоной. Тогда здесь находилась пропитанная водой болотистая низина, куда оба города свозили свои отбросы и отправляли своих изгоев. Прокаженных селили в самом отвратительном месте этой и без того негостеприимной трясины. Несчастных размещали так, чтобы их и оба городских поселения разделяла река. Прошло время, и тем, кто не имел патента ремесленника в Альтоне и Гамбурге, разрешили заниматься своим ремеслом в этом гиблом месте. В их числе были и канатчики. Их продукт на местном наречии назывался рееп, откуда и пошло название местности — Репербан, или Канатная дорога. Поскольку все эти люди получили право свободно заниматься своим когда-то не запатентованным ремеслом, вторая по известности улица района получила имя Гроссе-Фрайхайт, или Великая Свобода.

Великая свобода привлекла в этот район и тех, кто занимался иными ремеслами, а именно проституток и порнографов.

Датчане давно ушли, Альтона стала частью Гамбурга, а район этот по-прежнему оставался оазисом похоти и примитивной вульгарности. Все последние годы район Санкт-Паули пытался скрыть свое бесстыдство за фасадами роскошных баров, ночных клубов, дискотек и театров, но на узких боковых улочках по-прежнему шла бойкая торговля телом и самой грязной порнографией.

И именно здесь Бернд находил для себя великую свободу. Совсем недавно с ним произошло нечто такое, что он сам не мог объяснить. Он почувствовал свободу. Он освободился от всех моральных ограничений, которые навязывали ему с самого детства. Теперь он мог бродить в ночи, удовлетворяя свои самые темные желания.

Это было его любимое место — своего рода стартовая линия. Он стоял у входа на конечную станцию подземки, прямо перед ним начинался Репербан, а на противоположной стороне улицы призывно сверкали хищные огни Великой Свободы. Это было больше, чем какое-то место. Это было время — сладкий момент, отделяющий ожидание радости от исполнения желания. Но этим вечером желание Бернда было настолько нестерпимым, что у него не было времени на то, чтобы насладиться моментом. Темная похоть, овладевшая им еще в вагоне подземки, словно пар в перегретом котле, требовала выхода. Плоть нуждалась в освобождении. Пламя следовало погасить немедленно.