Брат Иуда

Нечего паниковать! Она прекрасно знает, что я ничего не смогу доказать. Ну кто придаст значение моему свидетельскому показанию по поводу очков Жонкьера? Кто согласится поверить, что это она испортила звонок Вильбера? И вывела из строя костыль мужа? Надо мной бы только посмеялись. Сочли, что я выжил из ума. Нет! Мы и впредь будем жить бок о бок, наблюдая друг за другом исподтишка. До моего открытия мы находились в позиции противостояния сторон. Отныне речь пойдет о дуэли. Ее взгляды, встречаясь с моими, скажут: «Говори, коли посмеешь!» А мои ответят: «Стоит мне пожелать, и я тебя изобличу!» Но с моей стороны это чистой воды блеф. В итоге я потерплю поражение, так как теперь ей известно, насколько я уязвим. Она все узнала о моем самоубийстве. Возможно, она еще надеется, что, смягчившись, я сдамся. Какое жуткое будущее ждет меня…

11 часов

Так вот, я ошибался. Насколько я был удручен позавчера, настолько приободрился сегодня утром, после того как Клеманс объявила мне о предстоящем отъезде Люсиль. Дата еще не определена, но Люсиль сказала ей о своем намерении уехать к сестре в Лион. Все это так неожиданно, что я еще не решаюсь предаться радости. Радости, которая, во всяком случае, будет недолгой, поскольку стоит Люсиль уехать, как я столкнусь с прежней проблемой, проблемой пустоты, монотонных часов, прозябания и чувства тошноты.

Но пока что мне полегчало. Я как пострадавший в автомобильной катастрофе, которого вытащили из-под обломков разбившейся машины. Он говорит себе: «На сей раз обошлось!» Бедная Люсиль! Вдали от нее я стану подыхать со скуки. А сейчас спешу узнать, что она уже далеко отсюда. То ли я такой сложный, то ли жизнь играет с нами в такие игры?

23 часа

Целый день вокруг города кружила гроза, но дождь так и не пролился. Дует шквалистый ветер. Я долго сидел на своей скамейке в парке, перебирая грустные мысли. Спать мне не хочется. Писать не хочется. Ничего не хочется. Как же мне неуютно в моей шкуре!

Проглотив изрядную дозу снотворного, я запил его большой чашкой настойки. Я веду никчемное существование, напоминая обглоданную кость, выброшенную волнами на берег. Любовь больше никогда не придет ко мне. Я, кому привелось расчленять бесчисленное множество обломков кораблекрушения, теперь сам жду прихода разрушителя. И тут внезапно отдаю себе отчет в том, что…

Глава 9

Невропатолог сказал мне: «Попытайтесь писать – это поможет вам обрести себя вновь. Ваша жизнь спасена, но вы еще не совсем выздоровели. Так что рассказывайте сами себе о себе. Без затей. Пишите все, что вам взбредет в голову. Никто не прочтет того, что вы пишете, обещаю вам. Лучшего лекарства для вас не существует!»

И вот я снова открываю тетрадь. Но только из желания доставить удовольствие врачу, потому что меня мои мысли больше не интересуют. Все, про что я еще могу рассказать, это про события, происшедшие после той минуты, когда я потерял сознание. Быть может, по ходу рассказа у меня и возникнет стремление продолжать. Однако весьма сомневаюсь. Потому что меня вернули к жизни не полностью. Во мне что-то умерло. Я еще не очень знаю, что именно. Все они наверняка думают, что я пытался покончить с собой. И пускай. Раз это доставляет им удовольствие! Что во мне умерло, так это как раз потребность рассуждать, протестовать, доискиваться правды. Я сразу же понял, что, начав упорно провозглашать ее, эту правду, я стану в их глазах неизлечимым психом. А между тем я знаю, в чем эта правда: Люсиль перед отъездом пыталась меня убить. Но я храню эту догадку про себя. Дрянь, которой они меня пичкали, уничтожила во мне боевитый дух. Но ясность мысли не пострадала. И я это докажу. Не им. Самому себе!

Факт остается фактом: к моей настойке примешали яд. И не какой-нибудь, а тот самый, который я припас для самоубийства. Выпей я весь горшочек с настойкой, я отдал бы концы за несколько мгновений. Но, оцепенев от снотворного, я сделал всего пару глотков, чего все же оказалось достаточно, чтобы меня уложить. Я свалился на пол, где Франсуаза и нашла меня поутру. Она забила тревогу. Все считали меня мертвым. Практически никакого пульса. Труп, да и только. Похоже, им пришлось немало потрудиться, чтобы привести меня в сознание. И как только я был в состоянии говорить, на меня обрушились вопросы: «Почему вы отравились?..», «Это и в самом деле из-за усталости, как вы написали?..», «Неужели же вы чувствовали себя таким несчастным?..» и т. д. И поскольку я, похоже, ничего не понимал, они сунули мне под нос первые тридцать страниц моей рукописи.

– Это действительно написали вы? – спросил меня врач.

– Да… но существует еще продолжение.

– Какое такое продолжение?