Брат, которому семь

Марина тоже устала. Лицо у неё покраснело, чёлка на лбу и волосы, собранные сзади в какой-то лошадиный хвост, растрепались.

— Алька, дай попить… — попросила она.

Алька вдруг перестал отбиваться от комаров. Он прижал к животу завёрнутую в майку фляжку.

— Не дам, — сказал Алька.

— Ты чего? Жалко тебе?

— Нет… Не жалко.

— Ну, дай глотнуть.

— Не дам.

Он остановился. Котька и Марина удивлённо оглянулись на него.

— Рехнулся, — сказала Марина. — Воды жалеет.

— Нельзя, — убедительно морща лоб, объяснил Алька.

— Но почему?

— Так… Болотная вода.

— Кто тебе разрешил? — закипятилась Марина. — Зачем набрал?!

Алька отодвинулся на шаг и, не глядя на сестру, сказал:

— Я просто так набрал. На всякий случай. Если уж очень захочется пить.

Марина провела языком по сухим губам. Подумала. Отмахнулась от комаров и мазнула ладонью по мокрому лбу:

— Ну… Алька! У меня этот самый случай. Давай.

Алька прижимал фляжку к животу и молчал.

— Александр, дай мне флягу, — ледяным тоном произнесла Марина.

Тогда он поглядел ей в лицо и ответил:

— Не помрёшь.

Это был открытый бунт.

Ещё никогда Алька не решался так смело спорить с ней. Но теперь с ним что-то непонятное случилось.

— Сейчас же! Сейчас же дай сюда!! — закричала Марина.

Алька не двинулся. Котька поглядел на Маринино измученное лицо с пересохшими губами и вдруг ринулся к Альке. Алька увернулся и бросился в гущу тонких сосенок. Котька запнулся за корень и уронил очки.

Алька выглянул из-за веток.

— Ну подожди… — пообещала Марина. — Дай только в лагерь прийти.

Алька молчал.

— Дай глотнуть… — жалобно попросила Марина. — Дай только глоток, Алька… Я разрешу тебе качаться на больших качелях.

— Я уже три раза качался. Нет, четыре, — сказал Алька.

Это он сочинил тут же. Но теперь Алька знал, что больше не будет спрашивать у Марины, можно ли полетать с Лапой на больших качелях-лодке. "Разнюнилась, — подумал Алька. — А ещё командует".

— Мне же очень хочется пить, — протянула Марина.

Алька на секунду заколебался. Не потому, что боялся Марины. Теперь он её просто пожалел.

Но тут Котька нашёл очки, взял Марину за руку, и они, не оглядываясь, пошли по горячей от солнца дороге.

Алька тихо сказал вслед:

— А мне… будто не хочется пить, да?

Они пришли в лагерь, когда был мёртвый час. Алька сразу побежал к столовой и обрадовался: у кухонного домика никого не оказалось.

Алька отвернул кран и стал ловить ртом тугую холодную струю. Вода хлестала в лицо, бежала по искусанным комарами плечам и спине, ударяла брызгами по ногам, изрезанным осокой.

Потом он с фляжкой в руках прибежал к изолятору. Стукнул в окно.

— Открой, Лапа. Не бойся, никого нет.

Лапа открыл.

— Тебе всё ещё скучно? — с хитрой искоркой в глазах спросил Алька.

— Какое веселье… — мрачно сказал Лапа.

— Ничего, — утешал Алька. — Где там у тебя банка из-под малинового варенья?

Капли скачут по асфальту (Алькин рассказ)

Дождики, они ведь бывают разные. Одни — такие спокойные, деловитые, вроде дворника дяди Кости. Пригладят все, траву польют, асфальт вымоют и скроются — снова небо синее, и асфальт синий. А бывают серые, скучные, вроде соседки Валентины Павловны. Она как начнет ворчать, так до вечера не остановится… Есть еще грозовые дожди, только я не знаю, на кого они похожи, я таких людей в жизни не встречал, разве что в сказках. Налетят, загремят, будто Кащей со своим войском, и давай все срывать и ломать.

В прошлом году, весной, один такой ураган на углу нашей улицы тополь из земли вывернул. С корнями. И обломал весь. Только все равно тополь не погиб. Собрались люди ближних домов, тополиные сучья врыли в землю вдоль всего квартала, как саженцы, и они выпустили побеги. Маленькие тополята. А мы — Валерка, Женька и я — притащили во двор целое тополиное бревно. И посадили. В этом году уже ветки длиною в метр…

А из дождей мне больше всего нравятся такие, которые идут при солнце. Они шумные и короткие. Они, по-моему, похожи на мальчишек. На Валерку, на меня. И на Женьку, хоть она и девчонка. Веселые они…

Целую неделю такие дождики плещутся на нашей улице. Капли большие, теплые, будто спелые вишни, только прозрачные. Скачут по асфальту, разбиваются на брызги…

Мы с Женькой сидели в их подъезде. Потом она сказала:

— Давай до вашего! Бегом!

Мы промчались под дождиком до нашего подъезда. И я сказал:

— Давай до вашего!

— Давай!

Прибежали обратно, а там Валерка нас ждет. Мокрый весь, майка и трусики облипли, на ушах капли, как сережки висят. И смеется.

Мы обрадовались. С Валеркой веселее.

Он всегда смеется, такой уж у него характер.

И тут дождик перестал. Мы выскочили во двор. Там все сверкало, а на самой середине растекалась красивая лужа. Как озеро.

У лужи лежал сколоченный из досок гриб. Его вчера привезли на грузовике и сказали, что будет у нас во дворе детская площадка.

Площадка — это хорошо, только зачем на ней грибки эти ставят, я совсем не понимаю. Вкопают их и говорят: "Вот, дети, для вас благоустройство". А что с этими грибками делать? От солнца под ними прятаться? А зачем от него прятаться, от солнца? Лучше бы сделали гигантские шаги или большие качели.