Брат лучшей подруги

Шесть часов спустя другой аэропорт, другой город и новая череда формальностей. Роуэн вымоталась до предела. Потная, раздраженная. Черт побери! Она ударила себя кулаком в грудь, потому что нервничала. И была до смерти напугана. Могло быть и хуже. Она опустилась на стул в баре, бросив рюкзак к ногам. Себ – меньшее из двух зол, и здорово, что родители не ответили на звонок. Неизвестно, как бы они отреагировали на ее возвращение домой. Они никогда ничего не говорили про возвращение, только ворчали по поводу ее плохого образования. Они, может, и обрадовались бы, увидев ее, но на следующий день уже смотрели бы с раздражением, озадаченные ее решениями и образом жизни, который она выбрала. «Так не похожа на брата, – будет бормотать мама. – Всегда летает слишком близко к солнцу. Будто ее нам эльфы подкинули. Бунтарка, всегда пытается вырваться и убежать». Может, если бы они не обкладывали ее ватой и не душили в одеяле защиты, она выросла бы более нормальной. Спокойнее относилась бы к жизни на одном месте, заводила продолжительные отношения, а не на один сезон, обзавелась мебелью.

Роуэн признавала, она принесла родителям немало горя. В младенчестве ее постоянно мучили колики, малышом она была адским, а в четыре года подхватила менингит и две недели провела в палате интенсивной терапии, борясь за жизнь. После этого семья опасалась, что с ней снова случится что-то плохое, и это обстоятельство не давало ей исследовать жизнь. Родители и старший брат зависли над ней, как группа ударных вертолетов, и постоянно изучали окружающую среду в поисках опасности. Роуэн всегда ощущала себя защищенной и никогда – любимой. Может, жизнь пошла бы иначе, если бы она чувствовала, что ею дорожат, ее любят, она не чужая?

Не помогало делу и то, что она вспыльчивая личность в семье тихих умных интровертов. Два профессора (музыки и теоретических наук), брат кандидат наук в области электротехники. Роуэн же отказалась от университета, чтобы путешествовать. В семье Данн это считалось непростительным грехом. Гиперопека утомляла в десять, раздражала в четырнадцать и выводила из себя в шестнадцать. В семнадцать стала невыносимой. Когда Роуэн исполнилось восемнадцать, она принялась пинаться и кричать в шелковом коконе паранойи родителей, которые удерживали ее в плену.

После выходных, проведенных в тюрьме, она поняла: чтобы сохранить отношения с семьей, нужно сбежать как можно дальше, чем скорее, тем лучше. Роуэн не могла быть послушной и тихой умницей-дочкой, а семья не приняла ее мощный дух авантюризма.

Побег, как ни странно, спас отношения с родителями. С помощью электронной почты, социальных сетей и редких коротких телефонных звонков удалось найти баланс, который всех устраивал. Родители делали вид, что Роуэн не мотается по всему свету, а она – что они поддерживают ее желание сделать больше, увидеть больше, пережить больше. Все лгали самим себе, но так легче.

Но теперь Роуэн вернулась, и родители больше не могли лгать, а она – притворяться. Они должны принять друг друга такими, какими были на самом деле. Это будет хуже гнилых лимонов.

У нее две или три недели, чтобы настроиться на встречу с семьей, подготовиться к вечному разочарованию. Две недели, чтобы найти жилье и работу, которая обеспечит овсянкой и кофе и позволит заработать достаточно денег на то время, пока она не продаст нэцкэ.

Нужно только разобраться с Себом, с которым у нее никогда не складывалось нормальное общение. Он не реагировал на ее шарм, насквозь видел ее ложь и ни секунды не доверял. По счастью, он слишком умен.

В голове возник образ Себа, каким она запомнила его. Высокий, с кудрявыми светлыми волосами, которые он собирал в хвост кожаным шнурком, темно-синие глаза и дурацкая маленькая бородка.

Себ кружил головы девушкам. Что-то в нем всегда привлекало женское внимание. И дело не только во внешности. Роуэн нехотя признавала, что он на редкость привлекательный сукин сын. Но сразу видно, предпочитает общество самого себя, а это всегда заставляло женщин истекать слюной.

«Поживите с ним по соседству, посмотрим, как тогда будете к нему относиться! – всегда хотелось прокричать Роуэн. – Он заносчивый и грубый, любит командовать и относится ко всем покровительственно, мне постоянно хочется ткнуть в него палкой».

Она закинула ногу на ногу и повернула голову на звук грудного мужского смеха. Позади нее неровным кругом стояла группа парней, самый симпатичный излучал уверенность. Роуэн поймала его взгляд.

«М-м-м. Милый».

– Привет, – сказал симпатяга, заигрывая. – Недавно в городе?

«Я усталая, потная и злая. И, кажется, для тебя старовата».

– Вроде того. Симпатяга перевел взгляд с нее на официанта:

– Можно угостить тебя напитком? Чего тебе хочется?

«Сотня фунтов мне бы пригодилась, – подумала Роуэн. – А еще лучше две».

– Спасибо. Бокал белого сухого вина.

А почему бы и нет? Если кто-то хочет угостить ее, она возражать не станет. К тому же ей сейчас нужны тонизирующие силы ферментированного виноградного сока.