Я попиваю белое вино и поглядываю на мобильный, что лежит рядом на столе. Зачем? Да потому, что сама себя ругаю и сама же жду его звонка. Все еще лелею надежду на то, что Рысев опомнится и решит поздравить дочь с днем рождения. Хотя откуда ему вообще знать точное число ее дня? Да и вообще… разве то, что он узнал, что-то меняет? Не думаю.
– Лан, – выводит из раздумий голос Славы.
Мужчина укладывает руку на спинку моего стула и подается вперед.
– Что такое?
– Только не ругайся, ладно? – бровки домиком, и пока еще жених замирает. – Я, правда, от чистого сердца, – прикладывает руку к груди, словно в подтверждение своих слов.
– На что я должна ругаться? – напрягаюсь, с трудом сглатывая и отставляя бокал. – О чем ты, Слав?
– Я знаю, как ты к нему относишься и поэтому не стал сразу предупреждать. Боялся, что ты будешь против и разозлишься. Хотя мне даже показалось, что вы неплохо тогда поладили, – продолжает говорить загадками и извиняющимся тоном мужчина. А у меня пульс учащается в ожидании какой-то колоссальной подставы.
– Слава, я не понимаю, о чем ты хочешь мне сказать… – говорю осторожно, выпрямляясь на стуле и заглядывая прямо в его безоблачно голубые глаза. – Что происходит?
– Дело в том, что он позвонил пару дней назад и спросил, когда у Ляси день варения. И я сказал. И так полагаю, что сейчас…
– Слава, кто он?! – перебиваю, спрашиваю прямо в лоб, уже и так догадываясь, чье имя сейчас услышу. И от волнения вспотевшие ладони уже сжимаются в кулаки, а кровь пульсирует в висках.
Вот только отвечает мне не Слава, а… Ляся. Вернее, как отвечает? Вскрикивает довольным звонким голоском на все кафе свое картавое:
– Лысь!!!
А мое сердце замирает.
Выдает последнее “тук-тук” и останавливается.
А потом начинает колотиться в тысячи раз быстрее нормы.
Я как под гипнозом оборачиваюсь в сторону дочери и, проследив за ее восторженным взглядом, забываю, как дышать. Потому что вижу там... его.
Рысева.
Лешу.
В темно-синем костюме, скроенном идеально по его спортивной фигуре, и белой рубашке, расстегнутой на последних пуговицах так, что пальчики начинает покалывать от желания прикоснуться. Провести дрожащими ладошками по его горячей коже, а следом за ладошками и проскользить губами… От таких мыслей все внутри скручивается, а щеки начинают полыхать, как огоньки.
Леша стоит с огромным букетом алых пышных роз, зажатым в одной руке, и поистине гигантским плюшевым зайцем в другой. Такой настоящий. Такой шикарный и просто невероятный мужчина, при виде которого в зале устанавливается едва ли не звенящая тишина. Такое ощущение, что даже аниматоры замолкают. Конечно, для многих в этом городе он знаменитость. Небожитель. А для моей Алексии же просто… папа.
Леша проходит, кажется, совершенно не замечая заминки в зале. Он просто стоит и… улыбается. Так, что дух захватывает. Смотрит на дочь уже каким-то другим, нежели на даче, совершенно осмысленным взглядом. А та отвечает ему широкой улыбкой и радостным визгом.
– Лысь! Лысь плиехал, мулька! – скачет ребенок, напрочь позабыв про праздник и конкурсы. А я что? Я пытаюсь взять себя в руки, но получается скверно. Потому что Леша пробегает глазами по залу кафе и находит меня, притихшую, замершую и боящуюся даже вздохнуть.
В голове не укладывается! Он здесь…
Не позвонил. Не поздравил. Не скинул СМС, а… Приехал!
Глава 37. Рысь
Из-за этой дурацкой задержки самолета к началу праздника дочери опаздываю. Джинсы меняю на костюм уже практически на бегу и, только заскочив домой и забрав свою тачку, лечу, давя по газам в кафе, которое назвал Слава.
Еду, а внутри колотит от волнения. Ей богу, как мелкий пацан перед первым свиданием, переживаю. Предугадать реакцию Ланы сложно. Думаю, вряд ли она устроит прилюдный скандал и выгонит, но даже наедине услышать, что я им не нужен, чертовски страшно.
Практически сразу, как машина Сереги скрылась за поворотом, увозя Илану от меня, я вернулся в дом и понял, что без нее уже не смогу. Стены давят. Ощущение пустоты накрывает с головой, уничтожая все желание жить дальше. Больше не могу так и не хочу. Мне нужна была Лана, и нужна была Ляся. Я хотел участвовать в жизни своего ребенка, но не только как воскресный папа. И понял, что просто физически не готов отдать свою Илану кому-то другому, пусть даже и брату. Она моя, и точка.
С остальным будем разбираться по ходу.
– Лысь! – радостно кричит Ляся и несется ко мне через весь зал, поэтому приходится усадить ее пушистого зайца на пол и подхватить дочурку на руки, прижимая к себе. Сжимаю хрупкую куколку в своих руках и вдыхаю полной грудью аромат своего ребенка. До сих пор в голове бьется мысль, в которую так трудно было поверить вплоть до сегодняшнего дня: моя дочь! Моя плоть и кровь. Наше с Ланой кареглазое и темноволосое чудо, что крепко обнимает сейчас руками за шею и радостно щебечет:
– Ты плиехал, Лысь! Плиехал! А я тебе звонила, а ты тлубку не блал! – смотрят на меня укоризненно очаровательные глаза с пушистым веером ресниц.
Звонила? Может, те десяток пропущенных были от Ляси?