Брат ответит

Мать и до поездки к академику из последних сил держалась. А когда услышала, что бороться бесполезно, — в одночасье погасла. Забросила развивающие методики, перестала таскать Ярика во двор, чтоб учился общаться. Начала попивать.

Федору тогда было уже шестнадцать. Он входил в сборную Москвы по спортивной гимнастике, постоянно мотался по тренировкам, ездил на сборы и дома бывал редко. Больной братик — если видеться с ним только поздними вечерами и по редким выходным — его особо не напрягал. Да, разобрать, что бормочет Ярослав, проблематично. А когда тот начинал одно слово по сто раз повторять — просто бесило. На улице мог опозорить: на землю упасть, заорать. И голова вечно долу, будто нашкодил. Зато если все-таки взглянет в глаза — светилась в них преданность похлеще, чем у японской собаки Хатико. Врачи уверяли, что аутисты ни к кому не имеют привязанности, но Федя считал — полное вранье. И лично за него младший брат жизнь отдаст.

Спортивная гимнастика — занятие стремное. Перелом лодыжки или ключицы считается мелочью. Федя тоже получал травмы, по счастью, легкие. Зато доводилось навещать в больницах тех приятелей по команде, кому повезло меньше. Поэтому он искренне считал: куда лучше быть аутистом, чем сломать шею или седьмой позвонок. Тем более что у брата синдром Аспергера, не самый из всего аутизма тягостный вариант. Да, говорить Ярик не любил и книжки читать не мог. Но мозги в какую-то странную сторону у него работали. Трехзначные числа перемножал, в шахматы Федора делал. И дрессировке, пусть трудно, но поддавался. Федя — хотя мать и возражала — научил Ярика мыть посуду. Получалось у того крайне медленно, и разбивал половину, зато очень уж лицо ржачное. Будто ни разу не повинность, а великую миссию выполняет. Долго разглядывает тарелку под всеми углами, крутит ее, вертит, чрезвычайно бережно касается губкой. Один предмет — пятнадцать минут.

— На воде разоришься, — ворчала мать.

— Пусть помогает, — улыбался Федор.

И чувствовал себя почти счастливым. Лучше хоть какие-то мать и брат, чем совсем сирота. У них на спортивной гимнастике был один парень из детского дома. Очень красочно рассказывал: про карцер и как в столовке за хлеб драться надо.

А потом случился переломный момент.

Однажды ярким субботним днем мать буднично заявила, что больше терпеть не может и вчера она подала заявление, чтобы Ярика отправили в интернат.

— Куда? — опешил Федор.

— Ну, к таким, как он, — пожала плечами родительница. — Ему лучше будет.

— Ты серьезно?

— Парень растет, агрессивным становится. Вчера у малышей во дворе мячик отнял. И бросил под машину.

— Ох, какой ужас! — хмыкнул Федя.

— Ты смеешься, — поджала губы мать, — а мне женщины сказали: еще раз на площадке появимся — полицию вызовут.

— Они не имеют права.

— Федя, — в маминых глазах заблестели слезы, — ты дома редко бываешь. Поиграешься с братом полчаса — и опять исчез. А я с ним — целыми днями. Он скоро будет подростком. Ты понимаешь, что это значит? Аутисты себя контролировать не умеют. Он уже вчера в спальне под дверью стоял, когда я переодевалась. И подглядывал.

— Ему всего двенадцать!

— Но он просто глаз с меня не сводил! Я боюсь! — прижала руки к груди.

Старший сын промолчал.

Забавное совпадение. Ему вчера тоже предложили полностью изменить свою жизнь. Перейти из обычной школы и секции на казенный кошт, в училище олимпийского резерва. То есть дома вообще не бывать. Тренировок еще больше. Зато перспективы — поездить по миру, что-то выиграть.

Мать, конечно, одобрит. Всем уже раззвонила, что Федор — кандидат в сборную России, скоро золотую медаль привезет.

И будет счастлива обоих сбагрить, пьянствовать в свое удовольствие.

— Ты уже ездила в интернат? — спросил Федя.

— Зачем? — удивилась она. — Документы пока не готовы.

Федя отправился сам. Посмотрел, ужаснулся. Палаты на десятерых. Хлорка, кислая капуста, санитарки в грязных халатах. Пациенты — отрешенные зомби. Какое там мытье посуды или шахматы! Месяца не пройдет — Ярик и говорить разучится.

«А если я с бревна сорвусь, мать меня в другой интернат засунет. Для парализованных».

Осуждать или переубеждать не стал.

Другую все равно взять неоткуда.

Но Ярика в интернат отпускать нельзя.

На хрен медали. Все равно единицам достаются, а у них только в потоке больше ста человек.

Мать решила свое, а он — свое.

Вместо училища олимпийского резерва порвал с гимнастикой и взял Ярика полностью на себя.

Мать ужасно оскорбилась, что ребенок, не спросив ее разрешения, посмел бросить спорт, и ударилась в конкретный запой. Федор запаниковал. Как в школу-то ходить? Оставлять дома пьяную маманю и больного брата никак нельзя. Квартиру спалят. Сначала думал на домашнее обучение проситься, но это ведь сам с ума сойдешь — целый день ухаживать за инвалидом, да еще и уроки учить.

Засел за форумы и отыскал: неподалеку от дома имеется Центр реабилитации больных аутизмом. Коммерческий.

Дорогим оказался, зараза, зато работать начинал с восьми утра. Федя успевал отвести дитя в садик и почти не опоздать в школу.