Брат ответит

Может, незнакомец прав? И Ричард, прекрасный педагог и добрейший человек, банально продал своих подопечных?!

С чего бы иначе ему в такую панику впадать?

— Сколько тебе сребреников заплатили, Иуда?

Что российской зарплаты дома инвалидов американцу не хватает, всегда было видно. В чиненых рубашках ходил, стригся раз в полгода. Неужели устал от нищеты настолько, чтоб убить детей — практически своими руками?!

Константин — ошалевший, сам почти убитый — машинально выпустил кисть американца. И тот взорвался новым воплем:

— Help!!![10]

Отец — ради сына и вместе с ним — занимался самбо. Реакция была отменная — куда худощавому педагогу тягаться! Мгновенный захват за шею, второй рукой снова зажать рот… Палата на отшибе, медсестра, видно, спит крепко.

Ричард отчаянно вырывался. Откуда только силы взялись — с раненым плечом? Или нет никакой раны? Пуля, больница — все цирк, подстава?!

Константин хотел просто как следует напугать и задать пару вопросов. Но субтильный господин Саймон непонятным образом извернулся и сумел лягнуть его в солнечное сплетение.

Отец охнул — и в ярости долбанул американскую голову о железные прутья кровати. Ричард сразу обмяк, упал на койку, глаза закатились.

Константин слегка потрепал его по щеке:

— Эй, Рич?

Изо рта иностранца потекла струйка крови.

Отец прижал палец к сонной артерии — пульс несколько раз дрогнул и исчез. На губах Саймона показались пузыри.

«Дьявол! Что я натворил?!»

Накатили раскаяние и страх.

В палату никто не бежит — медсестра на сестринском посту, похоже, ничего не услышала. Здесь его никто не видел. Но охранник? Курильщики? Несколько видеокамер? Константин и не думал от них закрываться. Шансов, пожалуй, нет.

Лицо у Ричарда — обиженное, жалкое.

И никаких на самом деле доказательств, что он подставил детей под пули.

А вот его — взрослого, но пьяного и убитого стрессом мужика — грамотно накрутили и развели, словно лопуха.

«Я стал убийцей».

Все, каяться поздно. Не жалей себя и не паникуй. Действуй здраво и трезво.

Константин перевернул американца набок — лицом от входа, закутал в одеяло. Отпечатки стирать не стал. Он понимал: его все равно вычислят.

Надо проститься со свободой красиво. Немедленно в такси, заехать домой — взять заграничный паспорт — и прямиком в аэропорт. Улететь ночным рейсом в любую страну — и пожить хотя бы несколько дней полной жизнью. Без решеток на окнах и без постылых дочки с женой. Да и любимого сына в гробу ему тоже видеть не хотелось.

* * *

В восемь вечера у Федора была назначена индивидуальная тренировка, и куда-то пристроить Ярика опять не получалось.

Занятия в Центре реабилитации приостановили.

А надежды на матушку не оправдались.

В тот же день, когда Ярик сбежал из дома, Федор уговорил родительницу подшиться. Та чувствовала себя виноватой, что проспала и не заметила, как младший исчез, поэтому согласилась. Съездили к наркологу немедленно. Но мать, как все только что бросившие, ходила злющая, раздраженная. Только заикнулся, что вечером надо с младшим опять посидеть, пригрозила:

— Развяжу.

Нет, только не это.

Да маман вряд ли и справится с Яриком, если на того накатит. Расстрел хорошо знакомых людей на подростка подействовал странно. Он не переживал о погибших, не рвался навестить раненых. Но жадно, постоянно, с горящими глазами смотрел криминальную хронику.

— Что ты хочешь увидеть? — злился Федор.

Ярослав безмятежно улыбался:

— Мне просто нравится.

— Что?

— Когда все говорят про наш Центр.

— Там твои друзья погибли! Учитель в больнице!

— У меня нет друзей, — хлопал глазами Ярик. — И к этому учителю я никогда не ходил.

Федор позвонил лечащему врачу брата, описал ситуацию. Эскулап категорически рекомендовал просмотр телепрограмм ограничить: «Его может зациклить на этом расстреле. Что вызовет ответную агрессию».

Антенну у телевизора отключить элементарно. Но брат в последнее время проявлял удивительную смекалку. Хотя программирование знал минимально, пароль материного телефона взломал без проблем. А когда отобрали, нашел в шкафу давно сдохший планшет. Реанимировал, подключил к Интернету. Даже к соседям ходил однажды. Только ради того, чтобы снова увидеть на экране телевизора двор, где он сам много раз бывал.

Заело, короче. Подобное с Яриком многократно бывало.

Нужно срочно переключить внимание. На что-то не менее яркое и значимое.

Звонить Римме не хотелось чрезвычайно. Но иного выхода Федор не видел.

Девушка отозвалась сразу. Судя по звукам, что шли фоном, пребывала она не на работе. Играла музыка, шумела дорога.

— Отвлекаю? — сухо спросил Федя.

— Да, мне сейчас не очень удобно говорить, — прочирикала она. — У вас что-то срочное?

— Да. Можете Ольгино звуковое письмо прямо сейчас выслать?

— Ну… — Римма задумалась.

Федор досадливо добавил:

— Если вы о расходах, то ваша благотворительность мне не нужна. Я все оплачу. Могу на карту сбросить. Прямо сейчас.

— Я просто хотела сама письмо Ярику отдать. Ведь заказчик он.

— Ой, не смешите, — хмыкнул Федор. — Заказчик — тот, кто платит. Десять тысяч вам хватит?