Брат по крови

Но пили не только мои соседи. С самого начала я понял, что сухого закона здесь, в горах, не существует. Пили все: и офицеры, и прапорщики, и рядовой состав. Кто не пил, казался подозрительным. О них думали так: этот или же слабак, или сукин сын, или наркоту принимает. Были такие, в основном среди рядового состава, которые курили «чарс». Тем не менее в открытую ничего здесь не делалось: пили, как говорится, под одеялом. Армия и на Кавказе оставалась армией. Тем более что «полкан» Дегтярев был мужиком жестким. Попробуй проштрафься — по самые гланды в дерьме искупает, мало не покажется. Гауптвахта — ерунда. Было, и под суд людей отдавал, и не только рядовых, но и офицеров. Зверь, говорили о нем подчиненные, боялись его и тихо уважали. Все знали драматическую историю его жизни. Старлеем отправился воевать в Афганистан, попал в плен, бежал, снова воевал. Дослужился до замкомполка, поступил в академию имени Фрунзе. После академии остался в Московском военном округе, служил в должности командира полка, затем его забрали в Генштаб. Там его и застали события 91-го, когда вершилась демократическая революция в стране. Тогда он принял сторону мятежных политиков, членов так называемого Государственного комитета по чрезвычайному положению — ГКЧП. Это и подорвало его счастливую карьеру. Не на тех поставил, говорили о нем знакомые и сослуживцы. А он им: я бы и сегодня пошел за ГКЧП. Вы посмотрите, что со страной эти демократы сделали? Вот эта его нелояльность к новой власти и не давала ему делать карьеру. Дело шло к пенсии, а он все в тех же полковничьих погонах шлепал впереди полковой колонны по пыльным дорогам войны. Но виду не подавал, что страдает. Был по-прежнему молодцеват, подтянут, и чувствовался в нем порыв, который бывает у законченных служак. Ухо режь — кровь не капнет! На чеченскую попал, как в родной дом. Воевал не за страх, а за совесть, считая свое дело правым. Хотя опять же: не было бы, бурчал, этой войны, если бы не победил сатана в штанах демократа.

II

В общем, выпить в полку любили, то, что многие офицеры постоянно находились под хмельком, было заметно и невооруженным глазом. Да и низшие чины умудрялись отыскать в этих дремучих местах дядюшку Бахуса. В первый же день моего приезда я видел двух пьяных в стельку сержантов, которые с автоматами наперевес шли в обнимку по лагерю и горланили во все горло: «Комбат батяня, батяня-комбат…» Это песенка из репертуара группы «Любэ». Я невольно усмехнулся. Позже я узнал, что виноградную водку братва выменивает у горцев на тушенку, кальсоны и портянки, которые здесь с издевкой называли «портянками от кутюр». Впрочем, рядовые умельцы наладили и собственное производство напитка под известным русско-национальным названием «брага».

Что до соседей по палатке… Уже в первые минуты нашего знакомства я понял, что пришелся не ко двору, потребуется время, чтобы расположить их к себе. Даже литр коньяка, который я приобрел впрок в Моздоке и выставил в первый же вечер в качестве вступительного взноса, не помог мне сблизиться с ними. Их было трое. Они как будто нехотя подсели к стоящему в центре палатки небольшому складному столику, выпили по первой, а потом стали молча и хмуро глядеть на меня. Я не выдержал.

— Я что-то не так делаю? — спросил.

Они переглянулись.

— Да мы что, мы ничего, не обращай внимания… — пролепетал крупный мужик в подполковничьих погонах. Это был старший помощник начальника штаба по строевой части Проклов.

Не обращай внимания! — мысленно передразнил я его. Да как же не обращать, если вы, ироды, смотрите на меня, как на агента ЦРУ?

— Знаете что, мужики, — произнес я, — давайте сразу объяснимся. Если я вам в тягость — гоните меня на…

Вообще-то я старался всегда обходиться без мата, но тут все вышло как-то само собой. Мужики сразу заулыбались. Мое откровенное заявление насчет «эротического путешествия» им понравилось, и напряжение немного спало.

— Да мы что, мы ничего… — снова повторил Проклов. — Располагайся и чувствуй себя как дома.

Но как дома я не мог почувствовать себя в этой палатке еще достаточно долго, потому что, несмотря ни на что, мужики продолжали испытывать ко мне некоторое отчуждение. Я же, в свою очередь, продолжал попытки расположить их к себе. Что я только не делал: я рассказывал соседям смешные истории из моей военно-медицинской жизни, пробовал заинтересовать их моими познаниями в области исторических отношений между русскими и чеченцами, травил анекдоты, пел под гитару — тщетно. Лишь иногда, когда я ставил выпивку, они расслаблялись и подпускали к себе на расстояние пьяного поцелуя. Но этот период был слишком коротким: выпив с вечера и оттаяв, утром они просыпались с прежними хмурыми и недружелюбными физиономиями.