Она, конечно, просыпается. Смотрит растерянно, напрягается вся, бормочет какие-то невнятные сонные сопротивления. Даже не понимая, что это худшее, что может сейчас сделать. Отталкивать меня, когда так нужна. Когда буквально потребность ощутить от неё другое: тепло, отзывчивость, стремление ко мне.
И наплевать, что умом понимаю, что Яна просто спать хочет, а я мешаю. Это где-то в отголосках разума глубоко, башку полностью другое занимает. Её «нет»… И Марк, чьим именем меня недавно назвала.
Настойчиво нависаю над ней, заглядываю в глаза. Требую с собой считаться. Яна очень медленно моргает и явно ещё вполовину спит, но мне наплевать.
— Почему Марк? — спрашиваю с нажимом, как одержимый собственник какой-то, которых, кстати, всегда считал жалкими.
Яна издаёт какой-то полустон вместо ответа: кажется, толком не проснулась ещё, говорить нормально не может. Но это опять-таки подсказывает чудом не заткнувшийся разум, успешно вытесняемый другими мыслями. Например, что этот звук девчонки слишком уж эротичный получается, причём издала она его сразу после того, как имя того ублюдка назвал.
И да, я не знаю, с каких это пор Марк уже ублюдком у меня в сознании стал, но факт есть факт. Бесит и он, и её реакция на него.
Разрываюсь между желанием прогнать её отсюда нахрен и грубо оттрахать. Успокоиться и просто делать вид, что всё зашибись — не вариант. Как и дать Яне поспать и самому лечь в другой комнате. На это я совершенно однозначно не способен.
— Отвечай, — требую, вдавливая её в диван своим телом.
Прижимаюсь к ней, давая прочувствовать стояк, который за каким-то хреном всё же есть. Занятное открытие: моё тело реагирует на Яну даже когда в мыслях полнейший раздрай.
— Ч-что? — сбито шепчет она, явно смущённая и растерянная.
Чувствую, как быстро колотится сердце. Моё или её?
Почему-то от этого всего чуть ли не смягчаюсь разом. Яна всё-таки откликается. Смотрит на меня уже более осмысленно, даже ласково и обеспокоенно одновременно.
Да не может она никого другого любить. Вижу же. Там что угодно другое — и я разберусь.
А пока…
— Ты нужна мне, — выдыхаю тихо, почти прося.
Сам себя не узнаю. Но Яна как будто понимает: целует в губы нежно, почти невесомо, успокаивающе. Тянется ко мне, игнорируя, что я её тут разве что не давлю своим весом. Хотя почему «разве что»? Уверен, что да.
А она всё равно руками по мне водит, и, когда чуть приподнимаюсь, до ширинки добирается. Не мешаю. Тянет испытывать её дальше. Узнать, насколько меня чувствует. На что готова, чтобы снять это напряжение. Прервать сон, судя по всему, да…
Яна обхватывает пальцами изнывающий и почему-то остро реагирующий на прикосновение член, делает несколько движений. Ещё и сама жмётся к нему навстречу, разве что не трётся. Двигает рукой в быстром темпе — отделаться от меня поскорее хочет?
Меня швыряет от воодушевления до безнадёги: и это просто от её действий, каждое из которых почему-то вижу в качестве доказательства до расположенности Яны ко мне, то почти отвращения. Может, она была больше в мой образ влюблена? И теперь, осуществив детскую мечту, поняла, что не то? Марки всякие стали больше интересовать?
Резко поднимаюсь и разворачиваю её лицом к дивану. Чёрта с два она только дрочкой отделается.
— Матвей… — бормочет сдавленно, водя по дивану рукой.
Вспомнила моё имя, значит? Не отвечаю, задираю на ней платье и спускаю трусы.
Яна чуть дёргается, но затихает. Позволяет мне надавливать пальцами на совсем недавно повреждённую ещё очень узкую дырку, не особо-то влажную. Прогибается сильнее, подставляясь мне. Покорность какая-то. Причём даже не знаю, трогает она меня или раздражает.
Не похоже, что Яна сейчас хочет. Просто поддаётся. В голове гудит, и я колеблюсь с дальнейшими действиями. Не поврежу?
Чуть нагибаясь, вдыхая её запах у шеи. Сегодня она как будто персиками пахнет. В сочетании с привычными печеньками. Приятно. Чуть прикусываю, а потом прижимаюсь губами к бьющейся жилке.
Яна рвано выдыхает, и меня от этого звука мгновенно ведёт. Потребность прочувствовать её отклик затмевает всё. Беру её за подбородок, разворачиваю к себе лицо, ловлю губами губы. Внимаю тому, как Яна дышит быстрее. От этого в голове почти опустошение — зато в теле жар от непреодолимого желания вбиваться снова и снова в горячую тесноту, присваивая эту девчонку себе.
Даже не сняв с себя уже спущенные штаны с трусами, пристраиваюсь у входа и сразу давлю: уже не пальцами, кое-как убравшими сухость, а членом. Пытаюсь войти сразу в полностью, но не особо получается: тесная совсем. Ещё и судорожно всхлипывает.
— Матвей… — почти стоном, сжимаясь. — Любимый, мне больно.
Ну хоть что-то она мне честно сказала. Усмехаюсь собственной мысли: меня настолько дёргает её недосказанностью даже сейчас? И вообще, понять не могу свою мешанину бурлящих чувств к этой девчонке.
Но делать ей больно не хочу. Даже сейчас. Это вообще не в моём духе.
— Расслабься, не будет, — бормочу, заставляя её чуть подобрать под себя ноги и снова сделав толчок. — Ты не впускаешь меня.