Брат Посвященный

— Дракон, — выдохнул Суйюн. — Скелет настоящего дракона! Хвала Ботахаре. Истинное чудо! Создание из глубины веков… — Впервые в голосе Суйюна проявились интонации юноши, которым он на самом деле и был, — мальчишки, восхищенного открывшимся перед ним зрелищем. Комавара издал звук, похожий на нервный смешок, и протер глаза.

Люди в длинных серых одеждах собирались разжечь костер. Они укладывали перед скелетом сухие корявые ветки пустынных деревьев и заунывно пели низкими голосами. Именно эти звуки слышались Суйюну раньше.

— Калам, — шепотом позвал монах.

Дикарь произнес только одно слово.

— Что он сказал, брат?

— Священный обряд. Они приносят в жертву козла.

Калам отодвинулся от края за спину Суйюна и осенил себя охранительным знаком. Затем, показав на заходящее солнце, повернулся и пополз обратно. Подданные великой империи последовали за проводником, стараясь производить как можно меньше шума.

В темноте Суйюн и Калам вели негромкий разговор. Непривычные звуки языка варваров доносились до Комавары, который лежал на спине и пытался заснуть. Он ломал голову над тем, из-за чего вдруг дикарь стал таким разговорчивым, но скоро на смену этим мыслям пришли другие. Перед его глазами вновь и вновь вставал скелет дракона — существа, силуэт которого был изображен на золотых монетах. Свершилось что-то невероятное, как будто Пять Принцев спустились с небес на своих серебристых конях, копытами выбивающих молнии. Ожила легенда, в которую не верил ни один взрослый вайянец. Дракон! Комавара видел его своими собственными глазами!

Утром зловещая пелена высоких, тонких облаков сгустилась еще больше. Ветер не утихал ни на минуту, день выдался прохладнее, чем предыдущий. Из всех троих пешком шел только князь — он словно хотел быть поближе к земле и знать, что глаза его не обманывают.

Они приблизились к центру покинутого лагеря — такого огромного, что сознание князя просто отказывалось верить в это.

— Нет… нет. Не может быть… Не может… — Он растерянно оглядывался по сторонам, как человек, который вернулся в свои владения и обнаружил, что все сожжено дотла — сердце его разрывается от боли, но ум еще не воспринимает случившееся.

— Князь Комавара… Ваша светлость? Нам надо как можно скорее вернуться в Сэй. Медлить здесь нельзя. Князь Комавара?

— Откуда ты знаешь, что он вернется? — Комавара в первый раз открыл рот с тех пор, как вчера они оставили военный лагерь дикарей.

— Он — наш тха-телор, — спокойно ответил Суйюн, — и он боится хана.

— Боится того, кто выжимает из камней золото и кто сильнее двадцати воинов?

— Калам благоговеет перед ханом, в этом нет сомнений. Хан жесток — Калам наслушался историй.

— Жесток? Он — предводитель дикарей. Едва ли он может до смерти устрашить себе подобного.

— Вполне вероятно, однако простой степной охотник — другое дело.

— Простой охотник, который пытался тебя убить, позволь напомнить.

— Я вытолкнул человека из пещеры в воды ущелья Дендзи только потому, что он был солдатом армии, воюющей против моего сюзерена. Не думаю, что вы назовете меня дикарем. Я молюсь, чтобы этот человек достиг совершенства в следующей жизни, но у него своя карма, как и у меня. — Суйюн сделал паузу и обвел взглядом горизонт. — Наш проводник повел себя точно так же, князь. В конце концов, мы никогда не были его союзниками. Возможно, Калам боится хана лишь из-за того, что своим появлением тот нарушил привычный образ жизни его племени.

Комавара недоверчиво хмыкнул, и оба вайянца снова замолчали. Они ехали быстро, стараясь только не загнать лошадей. Силуэт всадника на горизонте заставил их резко остановиться, но вскоре они различили фигуру Калама. Позади него туча пыли, взметаемая войском хана туча пыли поднималась к небу, и северный ветер уносил ее прочь.

— Мы увидим их со следующей дюны, — перевел Суйюн слова Калама. Возбужденная речь охотника лилась сплошным потоком, словно у него не было времени даже отдышаться. — Впереди едут несколько верховых; судя по всему, они не боятся, что их обнаружат. Калам говорит, что это не вся армия и что они только что повернули на восток.

Это известие снова повергло Комавару в шок, подобный тому, который он испытал в покинутом лагере.

— Мы должны убедиться воочию, — решительно сказал он.

Путники неторопливо поднимались по склону песчаного холма, пожалуй, даже немного медлили. Спешить не было необходимости. В доказательствах нуждались только их глаза; в душе и Суйюн, и Комавара знали, что именно увидят. Тем не менее зрелище ошеломило их, и какое-то время от изумления они не могли вымолвить ни слова. В центре огромного облака пыли по песку текла безбрежная людская масса.

— Пятьдесят тысяч? — наконец спросил князь.

— Не совсем так, — отозвался Суйюн тем странным голосом, который Комавара уже подмечал раньше. — Около сорока тысяч.