Брат твой

С того дня прошло чуть больше года. За это время случилось так много, что другому человеку хватило бы на целую жизнь. Шесть месяцев из этих десяти они воевали. Отряд Юхансена нападал на хутора и волостные центры, обстреливал машины на дорогах, убивал солдат и офицеров, отставших от своих частей. Пока шла война, большевикам было не до них. Но весной сорок пятого в волость пришли части НКВД, были сформированы отряды самообороны, уполномоченные отдела по борьбе с бандитизмом шарили по лесам. Большинство из них прошли войну, сражались в партизанах. Это были бесстрашные и хладнокровные люди. Дело своё они знали. Этого Юлиус у них отнять не мог.

Вдалеке за болотом начинался лес. На остров доносился пряный запах травы и можжевельника. Пока не взошло солнце и не поднялся над болотом сладковато-гнилостный дух трясины, можно было дышать свежестью леса. Господи! Как всё это было давно! Лес, глубокое и спокойное озеро и человек, которого он теперь зовёт отцом, был дядей Карлом. Тогда Карл Сярг назывался просто землевладельцем. Два небольших хутора, коровы какой-то необыкновенной датской породы. Дядя всегда улыбался, его радовала жизнь. Несколько лет до этого он плавал механиком на английских торговых кораблях, скопил денег, купил землю и хутор. Причём купил всё это в двадцатых годах, когда земля ничего не стоила. Тогда всё продавали. Боялись новой революции.

В мае мать отвозила их с братом Эвальдом на хуторок к дяде. Как хорошо помнит Юлиус те дни! Сначала они ехали на поезде. От Таллина в уезд вела узкая колея, и вагоны ходили по ней маленькие, словно игрушечные. Паровоз напоминал пузатый самовар на колёсах. Он весело свистел на маленьких чистеньких станциях и деловито тащил состав через лес. Деревья обступали полотно почти вплотную, и в вагоне стоял запах нагретой солнцем хвои.

На станции их ждала дядина бричка и сам Карл Сярг, плотный, весёлый, молодой. Потом мать умерла, и Юлиус переехал к дяде. Эвальд учился в школе и приезжал только на каникулы.

Всю зиму Юлиус ждал приезда брата. С его появлением знакомый мир вокруг хутора преображался. Лес переставал быть просто лесом, он становился джунглями, луг за хутором — саванной, озеро — океаном. Их больше не населяли хорошо знакомые Юлиусу люди: арендаторы, хозяева хуторов, пасечники. Они превращались в первопроходцев, а дома — их форты.

Отца Юлиус видел редко. Альфред Пальм не ладил с шурином. Да и дядя недолюбливал его. Как-то зимой дядя Карл пришёл в комнату Юлиуса, сел на край кровати.

— Твой отец и брат уехали от нас, малыш.

— Куда? — Сердце Юлиуса замерло в ожидании чего-то страшного.

— В Россию.

— Зачем?

— Твой отец хотел, чтобы такие, как я, жили так же, как наш арендатор Арвид, он хотел, чтобы у тебя не было шхуны, лошади, этой комнаты. Он хотел, чтобы всё это — наш дом, коров, луга, лес — забрали арендаторы.

— Но зачем?

— Подрастёшь, узнаешь.

— А как же я?

— Ты останешься со мной, мой мальчик, теперь я буду твоим отцом.

В двадцать восьмом Юлиус с дядей переехали в Таллин. Сярг купил особняк на Пярну-мант, теперь он был одним из крупнейших землевладельцев. Юлиус пошёл учиться в закрытый пансион и стал носить фамилию Сярг. Ему было приятно, когда за его спиной говорили:

— Смотрите, наследник Сярга.

Наследник Сярга — это было как чин, как почётное звание. Магическое словосочетание открывало перед ним двери любых домов. Перед ним заискивали.

Дни складывались в недели, недели — в месяцы. Так проходили годы. Юлиус не замечал течения времени. Оно было прекрасно. И чем старше становился он, тем интереснее ему было жить. Яхт-клуб, автоклуб, гонки, новые друзья вытягивали из его памяти отца и брата. Да и зачем она нужна, эта память? Там, в России, он не имел бы ничего подобного. Что говорила людям его старая фамилия Пальм? Ничего. Новая: Сярг — вызывала завистливое уважение. И было, чему завидовать. Дядя в тридцать пятом стал совладельцем шведской пароходной компании. Теперь у них был дом в Стокгольме, дача на взморье, рядом со шведской столицей. Окончив школу, Юлиус хотел поступить в Стокгольмский университет, но Сярг настоял, чтобы он учился в Тарту.

— Ты эстонец и должен получить образование на родине, — сказал он.

Всё рухнуло в сороковом, когда Юлиус учился на втором курсе. Эстония стала советской. А впрочем, что значит рухнуло? Деньги их лежали в надёжном шведском банке, пароходы ходили под тем же флагом. Земля и дома — в Таллине. Конечно, жалко, но это была не самая большая потеря. Они уехали в Швецию и вернулись обратно только в августе сорок первого.

Теперь Таллин именовался по-старому — Ревелем. Даже улицы стали называться иначе: Виру — Леемштрассе, Койду — Моргенротштрассе. В президентском дворце находился генеральный комиссариат Эстляндии, возглавляемый обергруппенфюрером Лицманом.