У входа в пещеру старейшая женщина тщетно пыталась извлечь огонь из трута. Помощница, молодая девушка, потеряла терпение, схватила веточку и подбежала к раскаленным обломкам берсеркера. Жар воспламенил ветку. Размахивая, чтобы ветка горела ярче, как бы пританцовывая, она пошла обратно к пещере.
А в следующую секунду Деррон сидел в меркнущем ртутном круге света на полу Третьего Уровня Сектора Хроноопераций. К нему бежали двое с носилками. Он разжал стальные руки, отдал Матта медикам, потом повернул голову, нашел выключатель и зубами отключил питание.
Обычного рапорта в конце операции он делать не стал. Через несколько секунд он уже выбрался из кокона мастер-комплекса, протиснулся сквозь толпу сбежавшихся его поздравить. Не переодевшись, в мокром насквозь трико, протискиваясь между операторами, медиками, техниками и прочими, уже заполнившими Уровень, он добрался до носилок Матта как раз в тот момент, когда медики поднимали носилки с пола. На выпиравшие внутренности набросили влажную марлю, в вену уже ввели иглу капельницы.
Глаза Матта были открыты но ничего прочесть в них было нельзя – шок стер и мысли, и чувства. Деррон показался бы Матту одним из непонятных существ, окруживших его. Но именно Деррон пошел рядом, держа Матта за предплечье, выше ожога, пока Матт не провалился в забытье.
Пока носилки двигались к госпиталю, сзади образовалась целая процессия. Известие о первом госте из прошлого распространилось как по динамикам оповещения. Когда Матта внесли в приемный покой, там были уже почти все пациенты, включая Лизу.
– Он потерялся, – прошептала она, глядя на распухшее лицо Матта, на его вздрагивающие веки. – Он потерялся, он так одинок. Я его понимаю. – Она с тревогой обратилась к врачу: – Он ведь будет жить, правда? Он поправится?
Доктор слабо улыбнулся.
– Если сюда пациентов приносят живыми, как правило их спасают.
Лиза с облегчением вздохнула, доверчиво глядя на врача. Ее тревога о пришельце из прошлого была такой трогательной и искренней.
– Привет, Деррон. – Она мельком улыбнулась ему и последовала за носилками. Казалось, она его едва заметила.
Воздев руки к небу, Номис стоял на гладкой, как стол, вершине черного утеса, в двадцати футах над бушующим прибоем. Ветер трепал седую бороду, складки одежды. Белые морские птицы кружили по ветру в сторону Номиса, потом с пронзительными криками, как слабые души, объятые мукой, круто меняли курс. С трех сторон утес, где стоял Номис, окружали другие утесы и похожие на зловещие пальцы пики, образуя все вместе прибрежную линию из черного базальта. А с четвертой стороны, впереди, разметалась безбрежность штормового моря.
Широко расставив ноги, Номис стоял в центре сложной диаграммы, начерченной мелом на черной скале. Вокруг он разложил предметы своей профессии, мертвые, высушенные, старые, резные, и такие, что, попадись они простому смертному, тот поспешил бы их сжечь и забыть. Тонким, пронзительным голосом Номис бросал в пространство слова магической песни, которую повторял снова и снова:
Его тонкие руки уже устали держать над головой щепки погибшего в кораблекрушении корабля, кричали птицы, ветер рвал седую бороду.
Сегодня он чувствовал себя утомленным и не мог избавиться от ощущения, что все усилия дня пошли прахом. Сегодня ему не явилось ни одного знака надежды на успех. Иногда знаки посещали его – в раскаленных вещих снах, или во время бодрствования – провалами в темноту транса, в лабиринт необыкновенных видений, изумляющих разум.
Номис далеко не всегда был уверен, что в силах вызвать беды на голову врага. Успех был понятием шатким, но окружающим он не позволял усомниться. Нет, он ни на секунду не сомневался в контроле магии над силами природы, но получалось, что успех в этом направлении требовал не только большого искусства, но и большой удачи.
За всю жизнь Номис только дважды пытался поднять бурю. Только раз это удалось, да и то он подозревал, что буря могла разразиться в тот день и сама.
И сейчас, как он ни сомневался в успехе, он не прекращал усилий, на которые истратил три дня, не смыкая глаз, здесь, на тайной скале. Он слишком ненавидел и боялся человека, который сейчас пересекал морские волны, плыл сюда, в Королевию, везя нового бога и новых советников, чтобы взять управление страной в свои руки.
Угрюмые глаза Номиса обратились в морскую даль, отмечая линию шквала, до смешного слабого. Не было и в помине угрозы утопить ненавистный корабль, ни намека на грандиозную бурю, которую Номис так старался поднять.