Рэб взял его теплую пятерню в свою. Старика, от прикосновения словно током ударило, залихорадило, он замычал, как бык, замотал головой, выдернул свою руку и прикрылся ею, как от занесенного удара.
– Зверь! Зверь! Вы пустили к нам зверя! – зашипел старец.
Он бы закричал, если мог. Горло и связки, сожженные в свое время алкоголем, в Улье не смогли восстановиться.
– Гоните, гоните его! Прочь! Прочь! – Старец беспомощно метался на своем «троне».
Сопровождающий забегал, засуетился, позвонил в колокольчик, висевший на стене.
– Отец, успокойся, это человек, обычный человек. В нем нет ничего звериного.
– Я чувствую его, чувствую! Зверь это, опасный! Гоните прочь его!
В комнату вбежали две женщины.
– Девки, помогите отцу нашему успокоиться. А ты, – сопровождающий указал пальцем в Рэба, – за мной!
Рэб подчинился и пошел на выход. Ему совсем не понравился спектакль, устроенный главой поселка. Можно было просто сказать «мест нет», а не устраивать из этого представление. Хотя душу терзало сомнение в том, что старик ошибся полностью. Неожиданный и полезный дар управления телами мутантов мог как-то подпортить человеческую ауру, или что там чуял старец. В метафизику Рэб не особенно верил.
Сопровождающий снова запер Рэба в «фильтрационном пункте». Все вещи уже лежали горкой посередине комнаты.
– Спасибо, что дали помыться, – поблагодарил Рэб сопровождающего. – А часто ли ваш старец так ошибается?
– Он не ошибается никогда. Сказано, что ты зверь, – значит, зверь.
– Ты же с глазами, ты же видишь, что я человек! – возмутился Рэб.
– Он видит не так, как мы. Глаза легко обмануть. Если мы не станем слушать Посева, то нашему поселку скоро придет конец. Я не хочу этого, и никто не хочет. Еще свежи в памяти недавние события. Так что собирайся молча и иди куда глаза глядят. Автомат соберешь, когда из тоннеля выйдешь. Тут тебе ничто не угрожает.
– Понял, спасибо и на этом. У меня горошины есть. Обменяешь на еду?
– Сколько?
– Шесть.
– Шесть банок тушенки, две булки хлеба и шмат соленого сала.
– Идет, я все равно расценок не знаю.
Сопровождающий забрал автомат и вернулся через десять минут с ним и пакетом с едой. Рэб отсыпал ему шесть горошин, переложил в рюкзак. Сопровождающий заметил прикрепленный к нему крест с ножом, примотанным скотчем.
– Это зачем? Такой оберег на местную нечисть не действует.
– Не знаю, талисман мой. Скажи…
– Грибник. Меня здесь зовут Грибником. Я часто бегаю по грибы в лес. У нас тут имена со смыслом.
– Очень приятно, Грибник. Скажи мне, пожалуйста, куда мне идти отсюда. Где здесь есть еще место, где можно поселиться? И чтоб без ясновидящих старцев.
– Мы обособленно живем, особо не знаем, что от нас на расстоянии пешего дневного перехода. Контачим только с урками, и то по нужде. Так что я тебе не советник.
– Спасибо, помог! – обиженно буркнул Рэб. – У этих… урок… можно узнать что-нибудь?
– Не советую. Люди без морали совершенно, понимают только силу, а у тебя ее немного.
– Как мне с ними не встретиться тогда?
– Выйдешь из тоннеля, и сразу забирай правее. Там деревушки пойдут. Обходи их стороной. Выйдешь к широкой реке – это кусок Лены. Кластер малонаселенный. Если идти вдоль реки, то быстро заметишь, как она мелеет. Там и рыбкой разжиться можно, и укрыться есть где. Дальше я не был, и никто из нашего поселка не был. Тут почти все городские.
– Ладно, я пошел. Марте привет!
– Хорошо, передам. Счастливого пути, и не обессудь, что так получилось.
– Чего уж там, не поминайте лихом.
Рэб шагнул в темный прогал тоннеля. Грибник закрыл за ним крышку и пошел следом. Свет в тоннель попадал снаружи по хитрой системе отражений. Бледные пятна, отраженные от зеркал, освещали небольшие пространства под ногами. Грибник открыл крышку и выпустил Рэба наружу.
– Если еще окажешься в наших краях, то можешь поторговать с нами, но внутрь уже не пустим.
– Черт с вами! Живите, как хотите. – Рэб пожал руку Грибнику, развернулся и зашагал от поселка прочь.
В голове не было ни плана, ни даже примерной наметки, куда идти. Куда глаза глядят – было самым лучшим направлением. Из головы еще не выветрились воспоминания о чудном старце.
– Зверь! Это надо же придумать: я – зверь! Такой же замученный Ульем человек, как и все, кто не заразился. Нет во мне ничего звериного. Страх один и желание пристроиться в теплом местечке. Таким зверем, как я, даже малыша не испугать. Глаза добрые. Посев… надо же было придумать такое имя! Он должен сеять вечное и доброе, а не пугать своих селян дешевыми трюками. Тоже мне, Гендальф!