— Зря ты так. У тебя красивый голос. А песня вообще замечательная. И очень древняя. Мы тебя слушали с удовольствием.
— Это ты сейчас смеёшься надо мной?
— Даже и не думал. Нам действительно очень понравилось, как ты поёшь. И ещё, столько дней мы только и делаем, что подвергаем свои жизни опасности и преодолеваем трудности. От этого, кто хочешь, душой загрубеет. А тут песня. И душа сразу развернулась, а мир вокруг кажется уже не таким страшным и мрачным. Ты думаешь, почему наши предки такие красивые песни слагали и их пели? Для души. Им тоже, наверное, несладко временами приходилось. Потому, что, когда человеку легко живётся, ему не до красоты и душевности. Человек так устроен, что вспоминает о душе только тогда, когда ему тяжело.
— Ты, правда, так думаешь? — заглянула Женьке в глаза Таня.
— Да.
— И ни капельки не смеёшься надо мной?
— Ни капельки, — парень притянул девушку к себе.
Татьяна ткнулась лицом в широкую грудь, и ей стало так тепло и надёжно, что захотелось вот так стоять и стоять. Рядом мягко переступали с ноги на ногу лошади, а крепкие мужские руки прижимали осторожно её к себе. Усилием воли она мягко, стараясь не обидеть Женю, отстранилась и пошла в дом. Уже войдя в комнату, она наткнулась на одобрительный взгляд Катерины. В ответ на удивлённо вскинутые брови, Катюха перевела взгляд на появившегося за спиной девушки Женьку и ещё раз одобрительно кивнула. И опять щёки вспыхнули красным. Да что же она краснеет и краснеет! Опустив голову, Таня быстро подошла к печке и стала помешивать похлёбку, пряча покрасневшее лицо.
— Женя, как ты думаешь, что это за здание такое? — старательно делая вид, что ничего не замечает, поинтересовался Кот.
— Не знаю. Но что-то явно не жилое.
— И я так думаю. Видел, какие окна большие? Попробуй зимой протопи, если всё тепло через окна выходит. Может, стоило бы внутри полазить?
— А зачем? В тебе просто барахольщик сидит. Вот и хочется посмотреть на предмет чего полезного. Но я думаю, что ничего там нет. В таких помещениях склады не делают.
— А я бы полазил.
— Поздно уже. Что ты там по темноте увидишь?
— Завтра с утра пробегусь.
— Если так хочешь, пробежимся вместе. Сам не суйся. Здание столько лет в лесу простояло. Кто знает, какой зверь там мог лёжку сделать?
Таня уже успокоилась, и женщины быстро сервировали стол нехитрой снедью. А после ужина не сговариваясь, улеглись спать. Всё-таки целый день в пути успел измотать изрядно.
А среди ночи Женька проснулся. Просто резко, как из омута, вынырнул из сна и сел на топчане. Что-то снилось. Что-то неприятное, если не сказать, страшное. Но, вот, что? Этого парень никак не мог вспомнить. А потом что-то его позвало. Первая мысль была: волколак попал в беду.
— Что случилось, брат? — позвал он монстра.
— Ничего, — ответил тот спокойным голосом.
— Ты меня звал?
— Нет.
— Меня кто-то зовёт.
— Я ничего не слышу.
— А я слышу. Пойду, посмотрю.
— Я с тобой.
Женька накинул на себя куртку, взял в руки самострел и тихонько, чтобы не разбудить друзей, выскользнул из домика. На улице зав стал более внятным. И звали его из четырёхэтажного здания. Звали настойчиво, что только встревожило. Что, или кто мог звать его оттуда? Здание явно нежилое и заброшенное много лет назад. Кто там может быть? Рядом мелькнула серая тень. Верный волколак, как всегда рядом.
— Ну, что, пойдем, посмотрим, кто там такой настойчивый? — поинтересовался Женька.
— Что, до сих пор завёт?
— Зовёт.
— Странно. Я ничего не слышу. Пошли. Только осторожно. Ты обращаться не будешь?
— Не сильно. Только, чтобы в темноте видеть.
— Тогда тем более не спеши вперёд соваться. Я опасность быстрее учую.
Вдвоём поднялись по ступенькам и ступили в замусоренный, засыпанный стеклянной крошкой холл. Повинуясь зову, парень повернул направо, прошёлся по коридору между рядов дверных проёмов с выбитыми дверями. В здании было тихо, и только шорох мусора под ногами и скрип стеклянной крошки нарушали эту мёртвую тишину. Причём, мёртвую в прямом смысле слова. Даже неуютно как-то стало. Пустые помещения, причудливые тени и тишина. Внезапно, откуда-то из боковой комнаты испуганно вылетела какая-то птица разбуженная незваными гостями, оглушительно хлопая крыльями, панически крича заметалась под потолком, натыкаясь о стены и, наконец, вылетела в одно из разбитых окон. Женька перевёл дух, только сейчас поняв, что он не дышал. Сердце гулко билось, словно загнанный зверь.
— Вон напугала, тупая курица, — в сердцах выругался он вслух, забыв, что для общения с волколаком слова не нужны.
— Успокойся. Ты слишком напряжён.
— Будешь тут напряжён.
Коридор закончился лестницей в два пролёта, ведущей вниз. И зов доносился именно снизу.
— Ну, что, идём туда? — нерешительно посмотрел парень на монстра.
— Зов оттуда?
— Да.
— Пошли. Мне уже самому интересно, кто это зовёт тебя среди ночи.
Лестница закончилась у двери. Волколак отодвинул парня, сам открыл дверь и скользнул внутрь.
— Можно.