Братья

— Жена следует воле мужа, — сказал Невлин. — Если муж по своему разумению ограждает дом, выстроенный его трудом и упорством, добрая жена может только смириться. Тут никому встревать не рука.

— Даже для спасения жизни?

— Мой государь… Былые наставники приучили тебя следовать чести и благородству. Ныне ты подошёл к науке правления, а она таит немало скорбей. Ты исполнился горечи, видя, как домохозяин отказывается укрыть незнакомца, ибо хранит свой дом от разлада. Представь же, чем иногда обрекается жертвовать правитель страны!

Эрелис упрямо пробормотал:

— Люди, знавшие моего отца, удостоверяют, как он боялся осудить на смерть без вины…

Царевич Хадуг поставил кружку. Разговоры немедленно стихли.

— Итак, — прошепелявил владыка. — Блюдя город, наш брат Гайдияр потерял смелого отрока, своего названого сына. Тяжкие улики указывают на шатущего человека, пойманного порядчиками, и, боюсь, другой истины нам уже не найти. Наш брат прав: кровь взывает к отмщению. Закон, живущий в этом чертоге, строгой мерой отмеривает убийцам. Однако превыше законов сияет правда милостивого правления, завещанная отцами. Нам следует оберегать всякую жизнь… особенно во времена, без того обильные скорбью утрат. Я ещё раз обращаю к тебе слово, добрый Кокура. Хочешь ли ты выкупить этого человека, чтобы взять его в дом?

Все обернулись к лакомщику. Оторвала голову от пола жена. Загорелся надеждой уцелевший глаз вязня…

Но Кока-с-соком был из тех гордецов, что не меняют решений. Даже тех, о которых, быть может, сами жалеют. Он твёрдо повторил:

— Нет, государь. Не знал я его никогда и знать не хочу.

Царевич помрачнел, спрятал руки в уютные рукава.

— Ума Скало не нажил! — долетело с раската.

— Сперва выяснил бы доконно, родной или нет. Вдруг всё-таки сын?

— А нет, после бы выставил потихоньку.

— Теперь вовек не узнает.

— Мать, бедная, глаза выплакала…

— Молодец, Кокура. Не захотел постилы во дворец до смерти таскать на выкуп бездельнику!

Эрелис разглядывал резную сеть, объявшую стены и потолок. Шмель прорвётся, муха застрянет…

Невлин вновь подал голос у него за плечом:

— Внемли, государь. Сейчас наш владыка произнесёт приговор. Отметил ли ты, как он разъяснил дело? Благородному Цепиру осталось лишь заглянуть в свою память, хранящую всю премудрость судебников. Ему нет нужды листать бессчётные книги, он и так помнит, как послужило истине то или иное уложение твоих праотцов. Скоро и у тебя будет свой райца, чтобы опираться на его знания, верша правый суд…

Хадуг выпростал руки. Потёр переносицу — и действительно обратился к советнику:

— Я хочу услышать твою правду, Цепир. Что советует нам закон?

Хромой царедворец ответил незамедлительно и бесстрастно:

— По вконанью Гедаха, четвёртого этого имени, обличённого злодея следует приговорить к покаянию над волнами.

— Быть по сему.

Напряжённо слушавший народ охнул, заволновался, заговорил. Лакомщица тоненько завизжала. Утешка, малосведущий в обычае Выскирега, начал оглядываться, криво, неуверенно улыбнулся…

Гайдияр ткнул его сапогом в спину, свалил.

— Успеешь наулыбаться, засу́док! — Поднял голову, деловито спросил: — На ком судебную продажу велишь доправлять, старший брат? С безыменки этого взять нечего.

Хадуг снова спрятал руки в тепло.

— Рассудим так, — проговорил он. — Мы истратили время на ничтожного бродягу, поправшего закон Андархайны. В Выскиреге он пришлый, но не вовсе чужой. Он как-никак искал здесь отца. — Перст царевича указал на вздрогнувшего Кокуру, в голосе прозвенело отчётливое злорадство. — Вот человек, в чьи двери он постучал! Если бы лакомщик, услаждающий нас заедками, по-доброму принял мнимого сына, не выпил бы тот в кружале мёртвую чашу. В назидание обрекаем Кокуру Скало с чадами и домочадцами быть притомными на всё время казни!

Сластник аж пошатнулся. Куда подевалась упрямая гордость! Кокура начал оседать на колени:

— Государь… надёжа-государь, милостивец… любой побор наложи, только откупиться вели…

Раскат сдержанно загудел.

— Стало быть, всякий бродень стукнет в ворота, а ты его принимай?

— Правски судит царевич!

— К ним тоже домогателей сполна приходило.

— Мать жалко…

— Одних Аодхов без счёта, и ни одного путного.

— Эрелис вон явился из дикоземья, с долгих скитаний. Приняли же!

— Лучше накормить да наутро путь показать, чем с порога в тычки.

— Если Скалиха сына признала, почто молчит?

— Мужа трепещет. Грозен Кокура, на руку скор…

— Хороша мать! Себя жалеет паче сына родного!

Хадуг с усмешкой смотрел на бледного Кокуру:

— Ты не дал нам помиловать грешника, заплатив за его жизнь, но готов откупиться, чтобы его смерти не видеть? Что ж, мы это позволим. Правдивый Цепир назначит пошлину, надлежащую нам за нынешний суд. Я, Хадуг, второй сын Андархайны, так решил и так возглашаю.

Имя, произнесённое вслух, скрепило окончательность приговора. Два воина просунули Утешке под локти ратовище копья, подняли, поволокли. Он скользил ногами по камню, растерянно озирался…

Заступница