Братья

Рядом прозвучал женский всхлип. Светел выдохнул, разжал кулаки. Бабий всхлип повторился. Светел повернул голову. За плечом скороплёта-корзинщика утирала глаза дородная Репка.

— Правда, кто там вспорхнул? — спросил сосед Светела. — Ещё покажи!

— Гусиное крыло увидал, — засмеялись кругом.

Личник ответил надменным взглядом. Сделал движение, отпустил что-то свободной рукой… Окно, небесный пожар, морская даль — всё ссыпалось вниз, облетело жухлой листвой. Явилось новое художество. Багровые тучи с застывшими изломами молний, по о́види — чёрные зубцы леса, гнущегося под небывалым порывом. Пока люди разглядывали что-то вроде надпогребницы, видневшееся впереди, личник, не переставая играть, сбросил с ноги обмякшую жилку, подцепил другую — и на ней снова послушно заплясали дергунчики. Место царя и царицы заняли другие мужчина и женщина.

Эти маньяки были очень странные. Даже смешные. Дремучие, всклокоченные, одичалые. Баба — стыдно простоволосая, с руками, протянутыми словно за подаянием, а одежда! Меховые шкурки шерстью вон, как люди не носят. Мочальные опоя́ски, ноги голые по колено… Царскую чету люди узнали сразу, но эти-то кто?..

Ввысь
Уходи скорей, гонец крылатый!
Рвись
От земли, смятением объятой!
Мчись!
Видать, царевичу судьбой предрешено
Стать утешением для матери иной…

Вновь дёрнулась жилка, проложенная отвесно. В этот раз летучее существо дало себя рассмотреть. Оно спускалось медленно, ни дать ни взять побаиваясь одетых в шкуры дикарей. Маленький серый волк взмахивал утиными крыльями. Держал в зубах свёрток — спелёнатого младенца. Коснувшись земли, небесный зверь ловко вложил свою ношу в подставленные руки женщины — и тотчас вновь пропал в вышине.

На нищем севере, где вечно темнота,
Войдёт наш мальчик в совершенные лета…

Личник запрокинул голову, в крике шувыры смешались мука и счастье. Он не первый раз показывал своё представление, он знал, чего ждать. В Андархайне и Левобережье на этих строках бабы ревели ревмя, мужики стыдливо прятали лица. Беда, сгинувшие родители и сын, обречённый расти неведомо где! Камень и тот слезами проточится!

Дикомыты оказались напрочь лишены сострадания.

Они пялились на его кукол и… хохотали:

— Селезнёвы крылышки…

— Ой, держите меня семеро, лопну!

— С зеркальцами — уткам глядеться!

— Ты, почтенный, симуранов видел когда?

— Волк с дитятей бежал — не добежал, селезень налетел, подхватил…

— Куда понёс, вот бы знать?

— За тридевять земель, к нагим сыроядцам.

— Да где такие живут?

— Во царь вырастет!.. — захохотал дед Кружак.

Светел вздрогнул, спрятался в куколе, уши налились малиновым жаром. Это его-то новых родителей, Равдушу и Жога, представили неуклюжими мохряками? Коновой Вен — землёй косматых уродцев?

— Может, шегардайские Ойдриговичи нынче в шкуры оделись и нам велят…

— Если так, куда им на нас ратью идти!

— Верно! С дубинками да каменьем!

Личник смотрел на позорян уже не надменно, а с чёрной ненавистью. Всё же представление следовало довести до конца. Снова появились царь и царица. Возникли над облаками, благословили сына с Небес.

Снись
Своей стране, что ждёт законного царя.
Ты возвратишься, чтоб ждала она не зря,
Отрада матери, бессмертие отца,
Прямой наследник Справедливого Венца!

Бессердечные дикомыты совсем перестали слушать.

— А посерёдке что нагорожено?

— Мурья какая-то. Земляная лачужка.

— На север, сказано вроде? А тутоньки в землянках живут ли?

— И правда сыроядцы нагие.

— Эй, детина приезжая! Ты что нам ералашину кажешь?

— Давай снова про царя и царицу!

— Пойти, что ли, к Репке за калачами?

Кукольный водитель продолжал петь, силясь перекрыть шум:

Дитя легенды, покажись нам во плоти!
На трон завещанный взойди в конце пути!
Царь!
Ты поведёшь страну сквозь пламя, лёд и мрак,
Ты будешь знать, кто верный друг, кто лютый враг,
Отрада матери, бессмертие отца,
Прямой наследник Справедливого Венца!

Шувыра смолкла. Позади личника упала плотная завеса. Скрыла кукол, землянку, задник с горящими небесами. Полстина, сшитая из разных кусков сермяги, хмурилась непроглядными тучами. Лишь посерёдке угадывалась дуга разбрызганных красок. Дети помладше могли и не смекнуть, что это было такое.