Братья

— Увидите. — Офицер легонько подтолкнул меня. Я сердито взглянул на него. Мы вошли в лифт. Двое в гражданской одежде присоединились к нам. Мы молча поднялись наверх. Я не удивился, увидев, что множество полицейских окружило мой офис. Мои служащие стояли, сбившись в кучку, в углу. Фей-Фей в наручниках сидел на стуле.

— За что он арестован? — набросился я на офицера.

— Кто вы такой? — сердито спросил он.

— Тан Лон — президент этой фирмы. На каком основании вы арестовали Фей-Фея?

— Антиправительственная деятельность. Измена.

— Какие есть тому доказательства?

— Вы задаете слишком много вопросов! Пройдите в свой кабинет и ответьте человеку, который ждет вас там. — Офицер обеими руками подтолкнул меня в сторону двери. Я отпихнул его обратно, и в это время другой офицер ударил меня прикладом по голове и рассек мне правый висок.

— Тан, берегись! — выкрикнул Фей-Фей. Другие служащие закричали.

— Фей-Фей, я вытащу тебя! — крикнул я, закрывая голову руками. Кровь потекла по скуле вниз.

— Тан, не беспокойся. Со мной все будет в порядке. Я… — Трое полицейских вытолкнули Фей-Фея из комнаты. Его руки были стянуты наручниками так сильно, что посинели.

— Фей-Фей, я буду бороться с этим гестапо до самой смерти! — кричал я.

— Пожалуйста, позаботься о моем отце.

— Обещаю, Фей-Фей.

Меня втолкнули в мой кабинет, где я предстал перед лицом еще одного правительственного чиновника с презрительной улыбкой на длинном узком лице.

— Какое странное место для очередной встречи, мистер Лон.

— Кто вы такой? — спросил я человека, который сидел в моем кресле.

— Я полагаю, что богатство влияет на память. Я дважды был вашим однокашником. Сначала в начальной школе, где вы украли у меня должность старосты. А на юридическом факультете вы нанесли мне поражение на учебном судебном процессе два раза.

— Ах, Хито. Слезай с моего места.

— Очень грубо, мистер Лон.

— Я добр только к своим друзьям. Чем обязан вашему визиту?

Хито подвинул ко мне лист бумаги.

— Это ордер на ваш арест. В нем перечислены тридцать пунктов всевозможных уклонений от налогов, подкупа и целая палитра прочих обвинений. Но мы здесь не ради ареста. Мы должны более детально обосновать наше дело.

— Не ради ареста? Как это благородно с вашей стороны!

— Мы пока не арестуем вас, но вы можете быть совершенно уверены, что, когда все факты подтвердятся, вам придется предстать перед судом.

— Давайте уточним. Вы только что заявили, что я уклоняюсь от уплаты налогов, хотя пока у вас нет доказательств, а теперь вы и ваши люди находитесь здесь, чтобы найти какие-нибудь документы, которые докажут вашу правоту.

— Все точно.

— Восхитительная простота и справедливость, Хито. Я удивлен, что вы дважды проиграли мне.

— Вам везет. В других случаях мы арестовываем людей, бьем их, заставляем их признаться, а потом отправляем в тюрьму.

— Что-то я не чувствую себя очень счастливым. А разве все это расследование не имеет отношения к Шенто?

— Я получаю приказы сверху. Они говорят: сделай это, я делаю. Они говорят: сделай то, и я делаю. Сегодня мне велено занять ваш офис и оставить вас в одиночестве. А я всегда точно выполняю приказы.

— Отсутствие воображения.

— У меня нет места для воображения, — ответил Хито. — Этот офис будет временно опечатан.

— Но это нарушение конституции, отлучение от частной собственности, — сказал я.

— И что вы собираетесь с этим сделать?

— Я направлю ходатайства прямиком в Верховный суд, чтобы прекратить это преследование, — сказал я, — и расскажу правду всему миру.

Хито махнул рукой своим людям:

— Уведите его отсюда и убедитесь, что он ничего не взял с собой.

Я с ревом поднял свой тяжелый стол красного дерева и перевернул его. Хито продолжал сидеть неподвижно, улыбка блуждала на его лице.

— Убирайся из моего кабинета, или я убью тебя! — крикнул я.

Дюжина полицейских набросились на меня и вытащили из кабинета, пиная ногами.

— Никто не дотронется до моих вещей! Никто! — продолжал выкрикивать я, пока меня не вышвырнули на улицу.

— Вам повезло. Я мог бы застрелить вас только за это, — сказал полицейский.

— Убирайся, ты — нацистская собака!

— У меня приказ — заставить вас страдать.

И еще раз в лицо мне ударили прикладом автомата. Страшная боль и тьма поглотили меня.

Когда я пришел в себя, были уже сумерки. Я лежал в кровати в Пекинском народном госпитале. Я чувствовал тупую боль в голове, мой лоб был забинтован. Рядом с озабоченным видом сидела Лена.

— Лена, — слабым голосом произнес я.

Она потерла бровь:

— С нами все кончено.

— Нет, не кончено.

— Они заморозили все наши банковские счета.

— Мы получим их назад.

Она кивнула, посмотрела через плечо и прошептала:

— В тот момент, когда они вторглись в наш офис, я позвонила вашему отцу в Фуцзянь, чтобы предупредить его.

Я пожал ей руку.

— Извините, — сказала нянечка. — Вас здесь хотят видеть.

Это была Суми. Она стояла у двери и выглядела изможденной и озабоченной.

— Я все видела в новостях по центральному правительственному каналу, Тан, — пробормотала она, торопливо подходя к моей кровати.

Лена простилась со мной и ушла, кивнув на Суми.

— Почему ты здесь? — спросил я Суми.