Братья

- Голубчик мой любимый, - причитала она, но Алекс оставался сдержанным, холодным. Внутри его что-то надломилось, и сентиментальные излияния старой тетки не трогали его. К его возвращению Нина устроила роскошный пир, но Алекс едва прикоснулся к еде, не обратив внимания даже на свой любимый шоколадный мусс.

После кофе Алекс уединился в своей комнате, но даже сквозь запертую дверь он слышал ее беспокойные шаги по пустой комнате. Бедная Нина, она так любила его! Но Алекс не мог ни о чем разговаривать с ней сейчас. Он хотел только побыть в одиночестве.

В последующие несколько месяцев он редко выходил из дома, по большей части сидя возле окна спальни и глядя на глухие каменные стены, окружавшие узкий двор. Разговаривал он очень мало, и робкие попытки Нины увлечь его беседой разбивались о его угрюмое молчание. Он не оживился даже тогда, когда Нина принесла из своей комнатки книгу о Саше Колодном и прочла ему несколько абзацев.

- Он жив, - сказала она, - и, может быть, мы когда-нибудь с ним встретимся.

Алекс только кивнул и пробормотал что-то невразумительно-ободряющее это был весь его вклад в разговор. Безразличие Алекса глубоко ранило Нину, но она ничего не могла с этим поделать. Для него ничто больше не казалось важным, все потеряло всякое значение. Телом он был в их маленькой квартирке на Бруклине, но мыслями он уносился куда-то далеко, в Париж или Брюссель. Впрочем, судя по всему, эти воспоминания не доставляли ему никакой радости, превратившись в череду страшных, полуразмытых образов, которые снова и снова проносились перед его мысленным взором.

Однако шло время, и природа взяла свое. Алекс понемногу начал есть, и его былое здоровье постепенно восстановилось. Оправившись от своей депрессии, он как одержимый посвятил все свое время физическим упражнениям. Каждое утро он ходил на большие расстояния или бегал трусцой, делал дома зарядку, а потом отправлялся в клуб "Атлантика, где изнурял себя занятиями с гантелями и упражнениями на тренажерах. Он даже начал посещать спортзал Макмиллана, хотя сам Большой Джек давно умер, и из вечера в вечер безжалостно молотил боксерские груши и манекены. В результате тело его оправилось быстрее разума; за счет своих окрепших, развившихся на руках и ногах мускулов Алекс даже набрал вес.

Эти занятия были для Алекса своего рода убежищем, а может быть, напротив - его собственным методом, направленным на то, чтобы вернуть себе рассудок и ясность мысли. Как бы там ни было, потребовалось довольно много времени, чтобы Алекс снова смог читать газеты, звонить кому-то по телефону и вскрывать изредка поступавшие на его имя письма. Сам он тоже писал, но все письма возвращались к нему нераспечатанными, а на его телефонные звонки никто не отвечал. И звонки и письма были адресованы одному человеку Клаудии Беневенто.

Через четыре месяца после своего возвращения из Парижа, в августе 1975 года, Алекс неожиданно улетел в Вашингтон. Кошмар постепенно отпускал его. Он мог теперь вспоминать о Татьяне, не обливаясь холодным потом и не сотрясаясь словно в приступе лихорадки. Его жажда мести тем не менее нисколько не улеглась - просто теперь она превратилась в холодную и непреклонную решимость.

Он приземлился в Вашингтонском национальном аэропорту, взял напрокат автомобиль и поехал в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли Вудс. Он предупредил о своем приезде, и его ждали. У ворот Алекс получил временный пропуск, после чего его провели в конференц-зал в главном здании. Там, дымя длинной сигарой швейцарского производства, дожидался Гримальди. Алекс уселся на стул напротив расфуфыренного, как петух, агента и, с нетерпением отмахнувшись от попыток Гримальди завязать светскую беседу, напрямую спросил:

- Вы еще боретесь с КГБ? Гримальди кивнул.

- Кто-то должен этим заниматься, - сказал он, наклонив голову. - А как ты? Они ведь сначала убили твоих родителей, потом твою девушку... Неужели ты до сих пор хочешь запереться в стенах тихого университетского городка и позволить другим мстить за своих мертвецов?

- Я поэтому и приехал, - негромко сказал Алекс. - Я хотел узнать, остается ли в силе твое предложение... Если я все еще нужен вашей конторе, то я согласен.

- Ты еще нужен, - успокоил его Гримальди. - Все в порядке.

Из Лэнгли Вудс Алекс поехал в Балтимор. Проглотив на обед безвкусный гамбургер и запив его пивом, он припарковал машину на стоянке позади отеля "Эксцельсиор". Пройдя через вестибюль, он спустился по ступенькам вниз, где размещался огромный танцзал. Сквозь его плотно закрытые двери доносилась ритмичная поп-музыка.

Алекс разыскал стул, уселся на него и стал терпеливо ждать. Наконец двери открылись, и из зала выпорхнула стайка длинноногих, изящных манекенщиц, беспечно болтающих и хохочущих, размахивающих своими объемистыми сумками. Клаудия вышла последней. Она сильно похудела и выглядела элегантной и стройной в облегающем брючном костюме голубого цвета. Она тоже смеялась вместе со всеми, беззаботно и немного хрипло.

- Завтра в пять! - крикнула она вслед уходящим девушкам, затем заметила Алекса и остановилась как вкопанная.