Братья

Другой полуфинал был между Марокко и США. Американец одержал победу. Теперь все смотрели на нас с турком. Я почти прижала соперника, но все же проиграла. Мы просидели за доской около четырех часов, дыша друг другу в лицо. Я встала и протянула парню руку, однако он не захотел принять мое приветствие, и ответил рукопожатием только после того, как его заставил это сделать наставник. У турецкого тренера было доброе лицо, черные усы и зачесанные назад волосы. Он поздравил меня, сказав, что я прекрасно играла и что могу гордиться своими достижениями. Потом они ушли готовиться к финалу, и все, кто был в зале, повалили за ними.

У меня было такое ощущение, что я осталась одна на всем белом свете, и по щекам потекли слезы. Но плакала я не потому, что проиграла и потеряла веру в себя. Я оплакивала Тиграна. Его очень не хватало…

Однако оказалось, что в зале еще есть люди. С другого конца раздался голос:

— Эй, девушка!

Это был самый молодой и самый шикарно одетый из той троицы. Лет ему было, на мой взгляд, двадцать пять, не больше.

— Тебе нельзя плакать! Они и так уже заставили рыдать многих наших женщин.

— Я не из-за проигрыша плачу, — ответила я.

— А вам известно, кто я такой? — спросил молодой человек.

Его тон заставил почувствовать себя невежественной дурой. Молодой человек провел рукой по волосам, словно пытался как можно больше открыть свое лицо. Шевелюра у него была густой, волосы черные. Кожу между бровями прорезала глубокая морщина, словно большую часть времени он проводил в глубоких раздумьях. Борода — у него была борода — аккуратно подстрижена, а воротник модной сорочки лежал на лацканах коричневого пиджака.

«Еще минут пять с ним наедине, — мелькнуло у меня в голове, — и я сделаюсь вся его, без остатка!»

— Нет, не знаю, — честно ответила я.

— Ну, скоро узнаешь, — подмигнул он мне. — Не могу не сказать, что меня очень сильно впечатлил твой парень — ну, такой маленький. Рубен, да? Мал, а как хорошо знает историю, и языками владеет.

— Это вовсе не мой парень!

— Меня зовут Акоп. Вообще, я живу в Бейруте. А вы там бывали?

— Нет, только в Грузии. На Черном море, — добавила я, как будто это имело какое-нибудь значение.

— Армянки такие простушки, — отозвался Акоп. — Вы хотели бы путешествовать по всему миру?

— Да, — молвила я, потому что именно такого ответа он и ожидал от меня.

На самом-то деле мне дико хотелось вернуться домой и уже остаться там навсегда.

— А куда бы вам хотелось отправиться? Я могу предложить любую страну. И даже оформить гражданство. Любое. Хотите стать американкой?

— Нет, спасибо, — ответила я.

— Такой ответ по-французски называется «клише». А ведь почти все ваши сверстницы в Армении прямо-таки мечтают перебраться в Америку! А вот вы — нет. Кстати, скажите, а почему вы проиграли этому турку? Он жульничал?

— Нет.

— Вы уверены? Если дело было нечисто, то я могу восстановить справедливость.

— Он честно победил.

— Вы любите справедливость? Правду?

— Я даже себе стараюсь не лгать.

— Деревня, — разочарованно протянул Акоп. — Вот твой кавалер — парень что надо. Кругозор у тебя узковат.

Он явно хотел меня унизить, и это вызывало некий страх. Однако меня все равно тянуло к нему. И даже не из-за его пристального взгляда — он щурил глаза, когда говорил, и это еще больше притягивало меня. Я была готова отправиться с этим человеком хоть на край света, но тут в зал вошел Рубен, и чары мгновенно рассеялись.

— Собирай-ка вещи, — произнес он. — Нам завтра рано вставать.

— А что, ты не будешь смотреть финал?

— Нет, мне хочется погулять по городу.

Рубен взглянул на Акопа, и тот едва заметно покачал головой. У меня возникло ощущение, будто я только что провалила некое важное испытание.

— У нас есть кое-какие дела, — добавил Рубен. — Возможно, я вернусь очень поздно, и даже спать не стану ложиться. А ты посмотри финал и иди отдыхать. Завтра вставать рано.

Они ушли, а я отправилась посмотреть финальную встречу, на которой победил американец. Я направилась к себе в номер и залезла под одеяло.

Утром я спустилась в холл, ожидая, что вот-вот подойдет Рубен. Может, проспал? Я поднялась в его номер, но увидела распахнутую дверь и горничную, которая прибиралась. Рубен свой номер уже сдал.

Я отправилась на вокзал — Рубена там не оказалось. После дошла до церкви, которую мы договорились осмотреть, — пусто. Поезд домчал меня до аэропорта, и я все ждала и ждала, пока не объявили посадку. Но Рубен так и не пришел.

Дома, в Армении, меня буквально засыпали вопросами о Рубене. Его и мои родители, милиция. Я не стала ничего рассказывать им про Акопа. Было как-то стыдно, неловко, что Акоп не увидел во мне «гражданина мира». Не стоило распространяться об этом, тем более что судьба Рубена оставалась неизвестной.

Акоп обещал сделать меня гражданкой любого государства — я подумала, что это пустые слова, флирт. Чепуха.

А потом, через неделю, пришли новости из Парижа.