Читаем Братья Берджесс полностью

Как-то так вышло – возможно, все дело было в мечтах ее юности – словом, Пэм загорелась идеей стать медсестрой. Неделями напролет она подбирала себе курсы, представляла, как будет набирать лекарства в шприц, брать кровь, держать ушибленную руку какой-нибудь старушки в отделении неотложной помощи. Под уважительными взглядами врачей она будет успокаивать насмерть перепуганных молодых родителей – вроде тех двух надменных мамаш из школы. Она представляла, как твердым шагом заходит в двери операционной, излучая авторитет каждым жестом. Жаль, что медсестры больше не носят белые халаты и шапочки. Теперь у них кошмарная униформа, вечно дурацкие кроссовки на ногах, и штаны висят мешком. Пэм представляла, как делает переливания крови, держит в руках планшет с назначениями, расставляет по порядку лекарства…

Хуже работы не придумаешь, сказала ей Дженис. Медсестры впахивают как проклятые, по двенадцать часов на ногах. А если ошибешься?

Как глупо, это совсем не приходило ей в голову. Конечно, она ошибется. Хотя медсестрами работают люди и поглупее ее, в больнице таких полно. Ходят, жуют жвачку, считают ворон, зато молодые и самоуверенные. Юношескую самоуверенность не купишь ни за какие деньги.

Однако главная проблема, которая встала перед ней после недель сомнений и тревог – и эту проблему никак нельзя было обойти, даже если выбрать не ежедневные курсы, – главная проблема заключалась в разлуке с детьми. Ей делалось грустно от мысли, что она не сможет делать с ними уроки (хотя эта обязанность всегда наводила на нее смертельную скуку), не сможет сидеть с ними, когда они болеют или когда занятия отменены из-за снегопада. К тому же, в отличие от Хелен, Пэм не умела грамотно выстроить отношения с прислугой, а если идти учиться, то без прислуги не обойтись. Няни и домработницы менялись с убийственной скоростью. Пэм имела обыкновение вести себя с ними чересчур по-дружески и очень расстраивалась, когда они начинали злоупотреблять ее добротой. Очередную провинившуюся Пэм увольняла, совала деньги и качала головой, слыша жалобы, что предупреждать надо заранее. Нет, ничего из этой затеи не выйдет. Чтобы как-то себя утешить, Пэм сделала новую стрижку и осталась недовольна тем, как получилась челка.

Она позвонила Бобу на работу и изложила свои сомнения.

– Сама не знаю, может, я никогда и не хотела быть медсестрой. Может, мне просто интересна анатомия.

На том конце провода повисло долгое молчание, а потом Боб произнес:

– Пэм, ну что я могу тебе сказать. Иди изучать анатомию, если тебе так хочется.

– Стой-стой, Бобби. Ты что, на меня злишься?

Такая возможность на самом деле не приходила Пэм в голову. Много лет подряд она звонила Бобу, когда заблагорассудится, и он всегда вежливо и терпеливо слушал; ничего другого она просто не ожидала.

– Ты, кстати, не заехал к нам на Рождество, мальчики обиделись. Я сто лет тебя не видела. И теперь вспоминаю, что ты говорил со мной довольно сухо, когда я тебе звонила. Ты помирился с Сарой? Знаю, она меня терпеть не может.

– Нет, я не помирился с Сарой.

– Тогда в чем проблема? Как я тебя обидела?

– Я просто занят. Дел много.

– Ладно, тогда расскажи хотя бы, как дела у Зака. Он еще у отца? Что там с обвинениями?

– В федеральной прокуратуре решили не продолжать это дело.

– Ух ты. Выходит, он зря сбежал?

– Зак сейчас с родным отцом. Я бы не говорил, что это зря.

– Да, ты прав. А как Сьюзан?

– Как Сьюзан.

– Боб, я тут еще читала одну книгу, которую написала сомалийка. Прочитала почти до конца, и она меня очень взволновала.

– Пэм, давай ты быстренько расскажешь мне про книгу, и я пойду на встречу. У нас молодой сотрудник, которому нужно помочь.

– Ладно, ладно. Я и сама спешу. Книга про то, как ужасно быть женщиной в Сомали. Если родишь ребенка вне брака, то твоя жизнь кончена. Кроме шуток. Можешь сдохнуть на улице, всем будет наплевать… Господи, они берут пятилетних девочек, отрезают им все, а потом зашивают. И девочки потом едва пописать могут. Вообрази, у них принято смеяться над девочками, которые слишком шумно пытаются пописать.

– Пэм, меня от этого тошнит.

– Меня тоже! Вроде положено уважать чужой жизненный уклад, но как можно уважать такое?! Существуют этические разногласия среди медиков – некоторые сомалийки требуют, чтобы после рождения ребенка их снова зашили, а западные врачи не соглашаются. Ну честно, Боб, они сумасшедшие! Женщине, которая написала эту книгу, не могу выговорить ее имя, в общем, ей на родине подписан смертный приговор. Неудивительно, она рассказала всему миру правду. Ну, что ты молчишь?

– Во-первых, когда ты стала такой? Я думал, ты им сочувствуешь. Паразиты, война…

– Я сочувствую!

Перейти на страницу:

Все книги серии Мировой бестселлер

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее