Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Наш сегодняшний обед удался; это было прелестно, и я сему удивляюсь, ибо Хованских не было. Вот кто были: Баранова с дочерью, Зиновьевы, Багратионы, Волковы, полицмейстер Александр Александрович, Мария Ивановна Корсакова с прекрасной своей дочерью, Белая Бабка [Белой Бабкой Булгаковы звали свою двоюродную сестру княгиню Елизавету Васильевну Голицыну] (тетушка Александра Петровна просидела весь день в своей норе), Иван Иванович Демидов, Чертков, князь Урусов, но без жены, которая, едучи завтра в деревню, хотела провести день с родными. Князь дал мне письмо для Дмитрия Павловича, которое ему пришлю с Поццо, завтра едущим. Было множество мужчин: обер-полицмейстер, полицмейстер Дурасов и проч. и проч., Амплюшка. Да! Были также шведские пленные: генерал и венский ваш Клерфильд, которые не могут нахвалиться Москвою, не успевают поспевать на все зовы. Обед был славный, на двух столах: один в галерее, а другой в клавикордной; хозяйничали я, Фавст и Косой [то есть А.В.Приклонский]; кофей пили в беседке под дубами, тут были цыгане, славные плясуны; потом мороженое ели за прудом в беседке, тут песельники нас утешали; наконец, в третьем месте подавали липец, восхищаясь фавстовыми музыкантами, в кустарниках спрятанными. Батюшка был очень весел, да и все так были довольны, что Тутолмин сам уехал почти последний. Время прекрасное всему способствовало.

Пришли под вечер гулять в сад какие-то три немецкие актрисы, батюшке знакомые; он их удержал ужинать в саду же. Это был подлинно галантный ужин: они только три, батюшка, я, Фавст, Поццо, поп-ксендз, Николай Богданович, Амплюша и Косой, который день со дня становится лучше. После ужина пустились в три пары танцевать, а батюшка прихлопывает руками и припевает фавстовым музыкантам. Новосильцев Николай Николаевич, быв здесь, уехал; он будет объезжать все школы, университеты и подобные заведения, в России находящиеся.

Александр. Москва, 29 июня 1808 года

Козодавлеву дали Александровскую ленту, Т.И.Тутолмина сыну – Анну на шею с бриллиантами, равно как и пяти другим по представлению отца за подвиги по милиции. Говорят, что Куракина дочь, Салтыкова, разводится с мужем ради конногвардейского полковника Чичерина [этот слух оправдался]. Не могу этому поверить и прошу это не говорить никому; это может не понравиться твоему начальнику [то есть князю А.Б.Куракину, послу в Вене; он был дядей Салтыковой] и к тому же оказаться неправдою, как я и думаю. Вашего Сологуба женят на какой-то – кажется, княжне Горчаковой. Старому Масальскому в сердцах на сына вздумалось жениться на какой-то девушке, которая с тем на то согласилась, чтоб он ей до брака тотчас укрепил хоть 500 душ.

Балашов, петербургский обер-полицмейстер, едет сюда и подцепляет какую-то купчиху с двумя миллионами. Орлова[42] все неподвижна еще, а смотри, ежели не возьмет какого-нибудь горбуна или Лаваля[43]. Говорят, она само совершенство, даже и без богатства. Я не видал ее еще по сю пору, а хочется на чудо это посмотреть.

Александр. Москва, 6 июля 1808 года

Хованские уехали в Горбово[44]; сегодня едут также Соковнины; 8-го числа поеду я, а батюшка будет несколько дней позже меня и проживет там до 24-го. Я везу с собою Антонио; он сочинил маленькую итальянскую фарсу «II Fanatico», которую будем там играть. Меня втащили в оперу русскую. Что делать, надобно петь; роль, спасибо, невелика, одна только ария, но много разговора. Музыка оперы «Ям» прекрасная, в русском вкусе; Боголюбов ее знает: мы часто в Петербурге с ним ее слушали. Намедни обедал у нас Репнин, а третьего дня мы у него обедали; он очень переменился в свою пользу, живет чрезвычайно согласно с женою; она брюхата на сносе, не считая того, что у нее уже есть сын и дочь[45].

Константин. Вена, 17 июля 1808 года

Поццо редкий человек и умом, и нравом, и сердцем. Этих, брат, немного. Милого батюшку за угощенье, Поццо сделанное, благодарю сердечно. Это также доказывает, что он меня любит, а я подлинно Поццо многим обязан. Без него бы не перенести мне, может быть, болезни – одному посреди моряков и сраженьев, когда я двигаться не мог. Не поверишь, как я о нем беспокоился, когда он на шканцах командовал лагерем. Всякий раз, что приносили раненого, все думал, что он, а он поминутно присылал мне сказать, что он жив. Какая блаженная для меня минута была – его после сражения увидеть!

Константин. Вена, 27 июля 1808 года

Поццо не может нахвалиться всеми вами, а ты знаешь, что ежели он кого полюбит, то порядочно. Его любовь – как его ненависть. А в сей последней дал он доказательства. От батюшки он в восхищении. Хотел к вам сегодня писать; надеюсь, что пришлет письмо. Он вернулся к своим прежним привычкам, и видно, что счастлив, что попал в Вену, которую он любит и которую, как ты сам знаешь, нельзя не любить.

Александр. Москва, 4 августа 1808 года