Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Речь Михайлы [то есть петербургского митрополита Михаила] подарил я нашему священнику. Я ее читал уже в «Сыне Отечества», в коем также нашел любопытную статью занятия Неаполя нашими в 1799 году при помощи кардинала Руффо, коему Фердинанд дал табакерку в 60 тысяч дукатов и с надписью «вечная благодарность», а пять лет после не пускал Руффо во дворец. Руффо ворвался почти силою. Король его поцеловал, объяснились: а вышло – все придворная интрига.

Александр. Москва, 22 апреля 1821 года

Пьемонтские дела почти кончены. Пусть говорят, что хотят, а Священный союз спас Европу от больших бед, и Лейбахский конгресс важнее будет в истории многих других, и именно Ахенского. Я вчера дразнил Саччи; он все твердит, что была измена, что Филанжиеро, Каракоза, Ферделли в душе своей всегда были преданы королю. Это-то именно и доказывает, что революция никем одобрена не была, что в ней действовали только два или три плута и что правое дело рано или поздно должно восторжествовать. Теперь твердит дурачина: «Цель патриотов достигнута». – «Какая же цель? Бежать с набитыми карманами, после того как привели страну в волнение?» – «Нет, видите ли, это заставит задуматься короля, он умерит свой деспотизм». – «Впервые слышу о деспотизме неаполитанского короля». Экое животное; только его все осмеяли.

Я думаю, что не бывало еще никогда приятнейшей войны, как эта для австрийцев: прогулка в прелестной земле, да еще и в Сицилии побывают. Стало, наши дела у Порты идут хорошо, ежели Строганову дали чин. Не слыхать, чтобы принц Мекленбургский приехал. Собрания наши хотели было закрывать, но мы положили дать еще один бал для него. Тут увидит наших красавиц. Кажется, Юсупов дает ему праздник в Архангельском.

Александр. Москва, 23 апреля 1821 года

Вяземский кланяется тебе и Тургеневу. Вчера были мы вместе у Пушкиных, которые также тебе все кланяются хором. Софьиному малютке сделали операцию, сшили губочку; все это совершилось менее нежели в минуту, так что он и кричать не успел; думают, что к воскресенью все зарастет. К нам хотели быть поутру Пушкины, чтобы ехать вместе в летний сад набирать фиалок.

Все боялись за бедную Риччи, даже бабушка сама. Вчера вечером получил я от него записку, коей уведомляет меня, что жена благополучно родила дочь Александру, чему я очень рад; также боялся я очень, чтобы не грянул сумасбродный Петр Михайлович[30] и не напроказил бы опять, как в Париже, где, чтобы испытать любовь своей дочери, он распустил слух, что он умер скоропостижно на улице, отчего дочь тогда выкинула и чуть не умерла. Ужо поеду их поздравить.

Шатаясь по лавкам без цели в Великий пост, нашел я случайно портрет масляными красками, прекрасно писанный, но несколько замасленный, князя Григория Александровича Потемкина. Просили 120, я долго волочился, ходил; наконец, бояся упустить его, купил за 90, отдал реставрировать за 15; теперь выходит, что это работы славного Вуаля, выписанного Екатериною до Лампия, и Аргунов, сам этим занимающийся, ценит мою покупку в 400 и 500 рублей. Князь в большом фельдмаршальском мундире, во всех орденах. Давно хотелось мне иметь портрет этого необыкновенного человека, бывшего другом и благодетелем покойного батюшки. Теперь закажу хорошенькую рамку.

Александр. Москва, 25 апреля 1821 года

Сейчас был Чумага у меня, сказывал, что есть очень свежие известия из Царьграда, откуда едет Катакази, служащий при нашей миссии, коего Строганов посылает с редким собранием медалей ко двору. Греки превозносят Строганова: он своею твердостью и решительностью избавил греков и даже вообще христиан от страшного кровопролития; даже другие министры ищут его покровительства. Порта в большом недоумении, а англичане косо смотрят на влияние наше. Весь гнев черни и янычар обратился на муфтия, который в совете также противился убиению греков, говоря, что они подданные Порты, а не невольники. Султан для удовлетворения янычар сменил муфтия и визиря, но греки все были спасены. Строганов, чтобы лучше действовать, переехал жить в Перу. Султан сам ведет все переговоры, и Строганову назначена была торжественная аудиенция у султана; оною кончатся совершенно все негоциации наши с Портою, сходственно с требованиями нашими. На патриарха султан надел кафтан; видно по всему, что Порта хочет прекратить все миролюбиво, но, по несчастью, греки не так поступают: они в Морее перерезали турок обезоруженных.

Наш князь Голицын, конечно, милый человек, самого приятного обхождения, все подчиненные и адъютанты его любят как отца и брата; ожидают его сюда обратно на днях.

Качели под Новинским не снимали, комедии и все гульбище еще невредимы. Вчера было там множество. Принцу Мекленбургскому очень это понравилось. Поутру был он там в коляске, а после обеда верхом. В день своего приезда поутру явился принц к графу Толстому яко генералу Преображенского полка, коего он только полковником; странно было видеть принца с Андреевской звездою, в полковничьем мундире с каскою.