Братья должны умереть

Здесь вышла небольшая накладочка. Если сначала предполагалось, что разыскивать предстоит только одного — того, который девять лет назад уехал в Нижний Новгород, после чего связь с ним оборвалась. Найденов Е. В. — так он именовался в аналитической записке. Муромский осведомитель знал только имя Найденова — Евгений. Не знаю, откуда аналитики выкопали первую букву его отчества, очевидно, из какого-то старого документа, случайно попавшего к ним в руки. Мне было лишь известно, что специально в детдомовском прошлом Найденова, равно как и убитых, пока никто не копался. Детский дом, в котором воспитывался Найденов, несколько лет назад расформировали, разворачивать же обширную сеть выявления связей на момент составления аналитической записки никто не стал из-за отсутствия времени и физической возможности. Так что это дело также свалили на меня, снабдив, правда, несколькими адресами, в числе которых был, например, адрес одной из воспитательниц, работавшей в детдоме до середины восьмидесятых годов.

Все из-за той же нехватки времени основная часть разрозненных данных, разными путями попавших в руки аналитиков, проверке не подвергалась. Поэтому некоторая информация оказалась устаревшей, в чем я уже убедилась.

Например, вышеупоминавшаяся Громом воспитательница детдома ушла на пенсию и уехала из Мурома. Ее бывшая соседка, которую мне с огромным трудом удалось разговорить, угрюмая старуха с недовольно поджатыми сизыми губами и выцветшими от времени и чрезмерного количества желчи глазами, сказала, что та еще несколько лет назад перебралась к дочери в другой город. В какой именно, соседка то ли не помнила, то ли не посчитала нужным сообщить.

Директор детского дома скончался около года назад в возрасте семидесяти двух лет. Его дочь, правда, сообщила мне адрес одного бывшего воспитанника, часто навещавшего пожилого экс-директора, который заменил многим ребятам отца и мать. Женщина также припомнила нескольких других «ребят», имевших уже детей, а некоторые — даже внуков, но ничего толком ни об одном из них сказать не смогла. Еще она вспомнила воспитанника того же времени, к которому относились и интересовавшие меня лица. Более того, она сказала, что он близко дружил с Володькой Ямским — моим временным дражайшим шефом. А что самое ценное: адрес этого ученика при сортировке отцовских документов после его смерти случайно не отправила в мусор вслед за остальной «макулатурой».

Окрыленная, я немедленно помчалась по этому адресу, но дома никого не застала.

Но только на этом проблемы, связанные с недостоверными данными, с которыми мне пришлось столкнуться, не закончились. Из двух членов детдомовского «братства», согласно аналитической записке, проживавшим в городе Муроме, в наличии имелся только один — Ямской, в окружение которого я и была внедрена. Игорь Николаевич Бесфамильный, по данным городского адресного стола, в указанной квартире не проживал уже восемь лет.

Каждый раз, задавая вопросы, я, не мудрствуя лукаво, предлагала одну и ту же причину своей любознательности: когда-то состояла с этим человеком в тесных дружеских отношениях, но несколько лет назад, погрязнув в делах житейских, потеряла всякую связь, которую теперь страстно желаю восстановить. Обычно такое объяснение, сопровождаемое трагически-печальным выражением лица, вполне удовлетворяет собеседников и позволяет вытянуть из них те крохи информации, которыми они владеют.

Но служащие некоторых государственных учреждений, в частности адресного стола, — совершенно особая категория. Этих печальной историей из жизни не проймешь. Действовать официально, не нарушая рамок легенды, я не могла. Передавать информацию Грому, а затем ждать результатов могла, но не хотела, так как подобный подход неминуемо оборачивался потерей времени. Поэтому я решила поступить более разумно, как мне и подобало вести себя по «легенде», — сначала вовсю качала права, требуя «начальника или кто тут за главного», затем закатила истерику. Когда начальница — дородная женщина с огромными, сильно оттягивающими мочки безвкусными золотыми серьгами — все же появилась, я быстро успокоилась, изложила версию моего здесь появления и протянула заполненный по всем правилам и сложенный пополам формуляр запроса.

Обе мы прекрасно понимали, что никакой вины адресного стола в исчезновении из поля зрения чиновников гражданина Бесфамильного Игоря Николаевича нет. Попросту при выписке данного гражданина с предыдущего места жительства, как это нередко случается, лопухнулись сотрудники паспортного стола, позабыв в ежедневной текучке передать в адресный стол листок убытия. Также мы обе знали, что ситуация эта совсем не безвыходная, начальнице стоит только дать подчиненным указание, чтобы они сами запросили в паспортном столе необходимые сведения по «утерянному» гражданину.

Именно так начальница и порешила сделать, на мгновение развернув бланк запроса и скользнув заинтересованным взглядом по лежавшему внутри его новенькому банковскому билету.