Братья Гримм

Говоря об истинной цели их труда, которая не сводилась только к тому, чтобы сохранить и законсервировать, высказал заветное желание братьев Гримм создать нечто новое: «Пусть словарь помогает не только научным исследованиям, пусть он освежает в языке чувство жизни».

Закрывая первый съезд германистов, Якоб пожелал, чтобы в будущем научные исследования проводились «с таким же достоинством и спокойствием» и «чтобы в этом процессе не исчезло то живое, душевное волнение, которое мы ощутили».

«Душевное волнение» возникло не только в связи с обсуждением специальных вопросов и утверждением новой области исследовательских устремлений человека. В кайзеровском зале Старой Ратуши вновь, с еще большей силой прозвучала не разрешенная пока еще германская проблема объединения всех немецких земель.

На втором съезде германистов, состоявшемся в сентябре 1847 года в Любеке, Якоба почти против его воли вновь избрали председателем. И на этот раз люди, приехавшие из мелких и средних государств, пересекли тесные границы своих земель не для того, чтобы выступить как пруссаки, баварцы, вюртембержцы, баденцы, гессенцы, саксонцы и ганноверцы, а чтобы вести разговор просто как немцы.

На этом съезде Якоба Гримма чествовали как ученого, проложившего новые пути сразу к трем областям — языку, праву и истории. Он ответил скромно, но с достоинством, как бы подводя итог своей жизни: «Надо мной скоро вырастет трава. Но если обо мне еще будут помнить, то я хотел бы, чтобы обо мне сказали то, что я могу сказать о себе сам: я ничего в жизни не любил сильнее, чем свою родину».

На съездах германистов витал дух свободолюбия. В либеральных кругах считали, что это первые шаги к народным представительствам. Общим же желанием было представительство народа, активно участвующего в государственной жизни.

Между двумя съездами германистов, летом 1847 года, Якоб предпринял путешествие в Вену и Прагу — посмотреть кусочек «большого» мира, освежить воспоминания и поработать в библиотеках.

Вскоре после окончания Любекского съезда Якоб приступает к изданию «Истории немецкого языка», над которой он работал довольно продолжительное время, сознательно отодвинув в сторону работы над «Грамматикой» и «Словарем». В 1848 году она вышла в двух томах.

Еще давно у него возникло желание осветить историю германских народов со стороны языка: «Мне кажется, стоит попытаться узнать, не получит ли история пользы от невинного языкового исследования». Кроме того, ему хотелось показать характер тех германских языков, у которых не сохранилось значительных письменных памятников. Он понимал, что идет по неизведанной тропе и что необходимо считаться с риском ошибиться, о чем писал в предисловии: «Кто не рискует, тот ничего и не добивается. Протягивая руку, чтобы сорвать новый плод, нужно уметь не расстраиваться, если плода там не окажется. Так в темноте начинает брезжить рассвет, и новый день подкрадывается как бы на цыпочках. Я люблю побродить по небольшим ржаным полям в стороне от широкого тракта, сорвать спрятавшийся луговой цветок, из-за которого другие бы и не нагнулись».

«Спрятавшийся луговой цветок»? Якоб скромничал, когда так писал. Книга вышла в разгар волнующих событий 1848 года. В письме Гервинусу он признался, что его труд «насквозь политический», он говорил о «противозаконном разделении» Германии князьями и считал, что даже «История немецкого языка» дает стимул к объединению.

Карта Германии в то время пестрела многочисленными мелкими государствами. Еще задолго до этого началось брожение. Повсеместно народ высказывал свое недовольство князьями и правительствами. И вот только что изобретенный телеграф разнес по всем европейским странам сообщение, что 24 февраля 1848 года в Париже изгнали короляи провозгласили республику. Революционная волна захватила и немецкие земли. Люди возымели надежду, что победа возможна и у них. Начались так называемые «мартовские революции», в ходе которых их участники хотели добиться не только назначения верных народу министров, но и требовали вооружения народа, свободы прессы, введения присяжных судов и, наконец, созыва немецкого парламента.

Власть менялась несколько раз. В Баварии король Людвиг I отрекся от престола в пользу своего сына Максимилиана II. В Австрии реакционный князь Меттерних потерял свои позиции и влияние, правительство вынуждено было пообещать более либеральную конституцию. Наконец и в немецких землях стали верить в осуществление давнишней мечты о единстве и свободе.