В это время он пишет брату письма, полные сочувствия к населению, пострадавшему от войны. В феврале 1814 года из Лангр: «Местность и так бедная, да еще проходящие солдаты обирают... Вообще же большинство военнопленных отпускают домой». В другой раз: «Только что прибыли пленные, в большинстве своем совсем молодые ребята. Здесь опять похолодало, и сердце обливается кровью, когда видишь, как они страдают от мороза и голода». И еще: «В Бар и Труа нищета ужасная. Большинство деревень опустело, на дорогах мы видели раздетые трупы людей, сторожевые костры и горящую деревню». Или: «Нужно видеть собственными глазами, что приходится испытывать солдату. Самое ужасное — болезнь, госпиталь и плен. За местечком Комбофонтен я на днях видел молодого австрийца, умиравшего прямо посреди дороги, по которой шли войска, и солдаты обходили умирающего. Мимо проходили равнодушные люди, а он умирал под открытым небом, и никто не знал, будет он хотя бы похоронен или нет. Говорят, в Бар непогребенные трупы вызвали эпидемию, похожую на чуму; в этом несчастном городе сейчас осталось всего тридцать или сорок обитаемых домов».
Якоб устал от бесконечных переездов, приходилось заниматься сущими пустяками, и не было возможности сосредоточиться на серьезной работе. Да, никак нельзя было сказать, что жизнь разъезжего секретаря нравилась ему. Беспокоился он и о младших братьях, участвовавших в походе. Как и все, кого война вырвала из привычной колеи, он страстно желал и надеялся на скорейшее наступление мира.
«Самое главное, чтобы был достигнут подлинный мир, — стаким же настроением писал в те дни и Вильгельм известному германисту Георгу Фридриху Бенеке. — Кроме царства небесного, все остальное достанется нам как есть, и мы всерьез займемся нашим собственным хозяйством, чтобы с радостью в сердце наверстать упущенное за время войны».
Страшные картины войны сопровождали Якоба и на последнем участке пути к Парижу. «Самым ужасным, — писал он брату, — на этой дороге для меня было множество вырытых из земли трупов, лежавших прямо на дороге. Один из них был голый, как мумия, с вытянутыми руками, а люди проходили мимо, не бросив даже горсти земли. Насколько чище и правильнее были, в общем-то жестокие, обычаи у древних народов. Так, у Гомера убитых после боя сжигали, а пепел аккуратно собирали и уносили с собой. Родственники того погибшего все еще считают его живым и еще не скоро получат весть о его смерти. И никогда не узнают о его ужасной гибели».
Наконец в один из апрельских дней 1814 года Якоб Гримм прибыл в Париж. Девять лет прошло со времени той поездки, когда он приехал обследовать для своего учителя Савиньи библиотеки. Сейчас Якоб прибыл во французскую столицу с иной миссией — секретаря посольства. Прибыв в Париж, Якоб, к великой своей радости, узнал, что его младшие братья Карл и Людвиг живы.
Служба в посольстве не отнимала много времени, и все свободные часы Якоб проводил в библиотеке. Ему удалось на сей раз обнаружить рукопись Вальтариуса (Вальтера) с неизвестным предисловием и еще несколько рукописей с текстами животного эпоса. Сказками о животных, например латинскими элегическими стихами о волке и лисе, он занимался и раньше. Тут Якоб чувствует себя в своей стихии. В отличие от сегодняшних ученых, которые имеют возможность сфотографировать первоисточники, Якоб строка за строкой переписывал по-латыни. Пребывание в Париже было ограничено — поэтому надо было спешить. В течение трех недель он переписал около семи тысяч стихов. Но это не было простое механическое переписывание — переписывая, он глубже знакомился с текстом и почерком писца.
30 мая 1814 года наконец был заключен мир. Якоб распрощался с Парижем. В это время в Вене шла подготовка к конгрессу. И Якоб вместе с гессенской делегацией должен был принять в ней участие. Но, поскольку открытие конгресса перенесли на более позднюю дату, появилась возможность на некоторое время съездить в родной Кассель.
12 июня в 5 часов утра карета выехала из Парижа. Через Эперней, Шалон, Верден прибыли в Мец, где по старой привычке Якоб сразу же отправился в библиотеку; в ней было добрых шестьсот томов рукописей, но каталог отсутствовал. Пришлось просматривать том за томом, чтобы определить, есть ли в них интересный для него материал. В Страсбурге он также просмотрел всю библиотеку в поисках нужных рукописей, ему удалось особенно точно сверить текст «Бедного Генриха». Здесь он осмотрел архитектурные памятники — понравился Страсбургский кафедральный собор: «Собор поистине удивительный, и на него невозможно наглядеться!»