— Ты лучше скажи, что там с Матрёшкой Сью?
— Партия будет послезавтра, — ответил толстяк, — Триста доз. Плата — десять костюмов биологической защиты.
— А не жирно?
— Пассажирно. На городских складах этого говна как грязи. А химикам-внешкам как-то надо выживать. Чтобы творить грёзы на радость капсульникам.
2). Другая парочка не ела, а выпивала. На голого Олега, которого уже трясло от промозглого подземного холода, они тоже внимания не обращали.
— Маркес, ну вот на хера ты приволок сюда этого задристыша? Как он там себя называет…
— Фёдар Конюхав. Безграмотный как таджик. Сын новой эпохи.
— Да похер. Зачем притащил, спрашиваю? Разве не помнишь, чем закончилась прошлая попытка пристроить здесь внешку на постоянку? Спустились феди31
со среднего города и навели такого шороху, что Нижнефекальск потом погода зализывал раны.— Не мог я пройти мимо. Мальчишка подыхал от голода в Юго-Восточном тоннеле.
— Они там постоянно дохнут. Тоже мне новость.
— Всё дело в том, как именно он это делал. Он не сдавался. Цеплялся за жизнь как мангуст. Худой — прям щепка, а рожа злая, хваткая. Таких почти не осталось, сам знаешь.
— Раскис ты, Маркес. Размяк. Мы контрабасы32
, а не домохозяйки.Маркес вдруг треснул кулаком по деревянной катушке-столу. Самогон из стакана плеснул собеседнику прямо в морду. Он зашипел. Маркес немедленно успокоился:
— Знаешь, Гарси, наша проблема не в вирусе. А в том, что среди нас слишком много скользких и расчётливых мудаков вроде тебя.
3). Третьи собеседники болтали между делом. Они перегружали хабар друг другу — из рюкзака в рюкзак. То ли торговали, то ли делили добычу. Журчали серебряные и золотые кулоны. Колье и ожерелья. Брошки и серьги. Дорогие наручные часы. Почему-то Олег был уверен, что всё это было снято с трупов.
Один, коренастый, был в чёрной джинсовой куртке и вислых джинсах, а сальная нечёсаная шевелюра повязана красной банданой. Второй — почему-то в медицинском халате поверх камуфляжа.
— Пермяк!
— Ась?
— Помнишь «бабский рейд» Мурьеты? Месяц назад?
— Это когда он взорвал стену и вломился в полис с головорезами? Как же, Тозоид, помню. Был знатный шухер. Я по следам его бойцов столько добычи поднял… Пока полис не успокоился.
— Мурьета сейчас собирает внешек, контрабасов и авантюристов. Приглашает к себе. Люди ему нужны.
— А зачем?
— Хрен его знает. Очередная безумная авантюра. Но обещает полное довольствие и даже транспорт — к Юго-Восточному шлюзу. Прямо до атомной станции довезут.
— И что предлагает?
— Как всегда. Жить ярко и сдохнуть молодым.
— И что же ты, Тозоид?
— Не знаю, Пермяк. Ох, не знаю...
Ежилец, меж тем, кончил копаться в шкафчике и принялся переодеваться в чистое.
Каспер забыл как дышать. Торс говночиста оказался белёсо-прозрачным — как у анатомического манекена. Но только кожа и жировой слой. А вот всё остальное… Сужалась и расширялась грудная клетка. За ней трепетали розовые крылья лёгких. Колыхалось сердце, похожее на гору со снежной шапкой. По полупрозрачным венам бежала кровь. Бурчали аккуратно сложенные кишки. Поблёскивала печень палисандрового цвета.
Олег двинулся на чудо-чудное, вытянув руку с указательным пальцем. Ежилец замер в ступоре. Но лицо на долю секунды преисполнилось жгучей ненависти, причём адресной — будто именно Олег был виноват в его мутации. Впрочем, программист быстро совладал с собой и улыбнулся.
Каспер тем временем прикоснулся к полупрозрачной коже. Она была совершенно обычной на ощупь. Так же прогибалась и морщилась под давлением. Обладала привычной текстурой. Отдавала тепло.
Только была прозрачной.
В этот момент Олег снова выпал в суперпозицию — как тогда, на смотровой площадке. Он на секунду оказался в шкуре Ежилеца, и даже голос его услышал как собственный — изнутри:
— Никакой рентген не нужен, правда? А ещё можно анатомическим манекеном в меде подрабатывать...
Суперпозиция исчезла. Олег снова был в своём теле. Помахал головой, отгоняя морок:
— Но как? Что это?
— Всё в порядке, чувак. У всех свои говённые секреты. Пусть так и останется — между нами, — Ежилец подмигнул, — Я же не спрашиваю, почему ты так не любишь элеваторы.
Олег задохнулся. Видя, что он готов кинуться, говночист примиряюще вытянул вперёд ладони и поцокал языком. При этом покосился сначала на группу коренастых ребят, что рубились в карты, а потом на бармена. Тот недобро прищурился в ответ.
И Олег понял две вещи: затевать свару здесь — несусветная глупость. А второе — в этом чуждом времесте вообще не найдётся заповедного уголка, в котором он заставит Ежилеца расстаться с тайной.
Поэтому он просто кивнул, принял от ухмыляющегося провожатого стопку одежды и споро облачился в футболку и джинсы. Они оказались длинноваты, и Олег закатал штанины. Взял у Ежилеца дырчатые бежевые сандалии. Обулся. И наконец-то почувствовал себя человеком.
Человеком, у которого остались вопросы.