Лицо было с явно выраженными мимическими морщинами вокруг больших выразительных глаз, накрытых густыми бровями, с мясистым носом и густыми дореволюционными усами.
Лицо было гостеприимным — пусть и в полузабытой щит-маске.
«Капитан Мурьета!» — прошелестел по толпе шёпот ужаса.
Военный широко развёл руки и лучезарно улыбнулся, блеснув золотым зубом:
— Привет, девочки! — сказал он мелодичным баритоном. — Я боюсь, вы скучали, и вот мы здесь.
— Подонок! — глубоким и хорошо поставленным голосом вдруг закричала Алевтина-Тина. Та самая «озабоченная сука» по классификации Вика и Дэна. Высокие каблуки не помешали ей резво подбежать к нарушителю городского покоя. — Мерзавец. Как ты смеешь являться сюда и чинить чудовищные разрушения! Полиция! Военные! Арестуйте негодяя.
И уставила обличающий палец на Мурьету. На взгляд Татаритумбы, магистресса несколько переигрывала.
Капитан Мурьета улыбнулся еще шире, хотя, казалось бы, шире уже некуда. А потом добродушие вмиг уступило место стальной и суровой властности — как стремительная туча на солнышко упала:
— Госпожа магистр! Давайте без глупостей. Вы своими болванчиками даже трёхлетнее дитя не испугаете и к порядку не призовёте. Хватит уже позориться. Да и к чему нам лишняя кровь...
И обернувшись назад:
— Хэй, атомная гвардия, пора начинать веселье. Даю… хм… час. Кто не успел, тот опоздал.
Из двери на первом этаже расчленённого лайнера выдвинулся стальной сетчатый трап, и по нему с грохотом и улюлюканьем ссыпалась до зубов вооруженная ватага — рыл в семьдесят.
Импровизированное полицейское оцепление дрогнуло, а броневик, казалось, был готов зарыться в асфальт.
— Не позволю! — завопила магистресса, подскочила к военному и начала осыпать его градом слабых женских ударов.
Нарочито слабых, решил внимательный Татаритумба.
Капитан Мурьета для вида потерпел несколько секунд, а потом резко развернул хрупкую женщину спиной к себе, взял в захват, а свободной рукой вытащил из кобуры пистолет и приставил ей к виску.
— Всем слушать только меня. Чтобы ни в чью бедовую голову не пришло никаких глупостей, вашу бабу я забираю на борт заложником. Бойцам повторяю — у вас час. Нет, уже пятьдесят восемь минут. Наслаждайтесь.
И чётким армейским шагом поднялся с пленницей по трапу.
Бойцы себя упрашивать не заставили и бросились на толпу, которая, завывая, обратилась в паническое бегство — того отвратительного рода, когда равновесие лучше не терять — затопчут!
«Квартет Ё» как калачи тёртые умудрились выбраться из толпы без потерь и ранений, хотя на опустевшем проспекте лежали, издавая стоны, полтора десятка измятых людей, а некоторые из них уже ничего не издавали, и вряд ли когда издадут.
Четвёрка отошла в сторону:
— Да, наворотили мы дел, — почесал щеку Ник. — Людей жалко.
Выражение лица Сони было не разгадать — сложносочиненное такое выражение.
— Согласен, но куда деваться — издержки профессии, — успокаивающе молвил Татаритумба. — С делами покончено. Ну что, пора на тётю Мотю, отдыхать. Мы сегодня славно поработали.
— Ну, Тат, — канючил азартный и гиперактивный Дэн. — Давай останемся? Посмотрим, чем всё закончится, а?
Шеф окинул банду тяжёлым взглядом и только кивнул.
В двадцати метрах от бедовой четверки от стены отделилась тень, и невзрачный до незаметности человечек растаял за углом дома.
Странная вражда
Мурьета вёл пленницу по шикарным интерьерам бывшего лайнера, взяв сзади за замок вывернутых рук. Лицо Алевтины было мрачным и испуганным. У закрытой двери в капитанскую каюту стояли на изготовку двое здоровяков с бульдожими мордами. Морды были кислыми — им тоже хотелось на «праздник жизни», как называл свои безобразные рейды Мурьета. Но у капитана в рядах была железная дисциплина — не пикнешь. Поэтому кроме кислых физиономий недовольство никак не выражалось.
Поравнявшись с бойцами, Мурьета невозмутимо кивнул, вошёл с пленницей в каюту и хлопнул дверью.
Внутри он подвел Тину к прикроватному столику, потом столь же резко развернул лицом к себе:
— Наконец-то, любимая!
И хищно впился губами.
Разодрал строгий пиджачок магистрессы, сорвал, а следом в сторону полетели пуговицы, брючки, лифчик и трусики.
Посадив любовницу на резной столик, капитан с рыком вошел в неё.
Спальня наполнилась хриплыми животными стонами.
Надеемся, двери у каюты звукоизолированные. Иначе бульдогам будет очень завидно и стыдно.
Умильный коротышка сидел в полицейской машине, слушал стоны из тайного микрофона в кармане Романовой и постоянно поглядывал на часы.
«Ну погоди, скользкая сука! Отольются тебе скоро твои шашни с людоедом-Мурьетой. Ох, отольются! С говном сожру!»
Приз — атомная станция!
Хосе Игнасио Мурьета, однофамилец легендарного американского робин-гуда, героя дикого запада, был, наверное, самой необычной (и весьма, заметим, одиозной) личностью в галерее образов Войны капитанов, что прокатилась по всей стране и изменила политические и экономические расклады. Но здесь сходятся воедино звенья нескольких цепей, поэтому лучше всего объяснить по порядку.