Братья и сестры в реестре

Текучее лицо Ежилеца перечеркнула вертикальная морщина: он словно решался на что-то серьёзное. Оператор низовых коммунальных систем, наконец, извлёк из-за пазухи голосекретарь и, время от времени косясь на Порфирия, начал что-то лихорадочно записывать.

– Ты чего это там? – подозрительно посмотрел на него старый особист.

– Пишу родным, что на несколько дней буду вне зоны доступа, чего же ещё?

Водитель-корнеплод продолжал напевать свою беззвучную жуткую песенку. Закончив, Ежилец спрятал голосекретарь обратно.

– Виктор, – позвал Порфирий.

Тот очнулся от невесёлых раздумий.

– Возьмёшь это.

Коротышка, кряхтя, принялся копаться в деревянном ящике между сиденьями. Достал нож, больше похожий на тесак и протянул Ежилецу. Тот взял клинок, посмотрел в своё отражение на полированной стали и засунул оружие за пояс.

Коротышка извлёк из таблетницы две капсулы какого-то нездорового серо-зелёного оттенка.

– Это «негрустин», – услышал Олег, который, естественно, про собственный запас ни словом не обмолвился, – Примите капсулу. Где-то через минуту вас вырубит.

Тот положил шершавую горчащую капсулу на язык и проглотил насухую.

Воды Порфирий не предложил.

– А теперь возьмите за руку вот этого гражданина. Да покрепче, – Коротышка кивнул на Ежилеца. Олег ещё никогда и никого не переносил в свои осознания, хоть и видел, как это происходит и что для этого нужно делать. Но на всякий случай удивлённо покосился на коротышку – дескать, а зачем за руки-то?

– Четвёртый закон Дрёмы. Гипнопроходец переносится вместе с той живой или мертвой материей, к которой прикасаются голые участки его тела.

Олег кивнул и до хруста сжал руку Ежилеца. Тот пискнул. Сознание куда-то поплыло. Олег только успел подумать, что хорошо бы и Коротышку с собой захватить, может, его при виде Мурьеты кондратий хватит.

Но особист словно мысли его прочитал и вовремя отпрянул.

Плёнку перехода прорвать было тяжелее чем обычно. Примерно как плавать с рюкзаком, набитым тряпками. Но Олег справился.

Они осознались в сумрачном кабинете, с единственным светлым пятном – от зелёного торшера. Мурьета спал, сидя за столом, уронив голову на руки и как-то по-детски посапывал. Он был в чёрных облегающих брюках с поясом и белоснежной просторной рубахе. Рядом тускло мерцал голомонитор компьютера.

Олег, пытаясь задавить приступ истерического смеха, посмотрел на задыхавшегося Ежилеца. Дрёма выставила ему за переход очень необычный счёт. Каждый чётный зуб на верхней челюсти и каждый нечётный на нижней попросту исчезли. Оскал деформировался, и сейчас на Олега смотрел паникующий урод с ввалившимся ртом.

– Фто за хевня! – бормотал Ежилец, ощупывая челюсть.

– Херня – это ты, поганый коротышка и дурацкое время, в котором я застрял.

Ежилец посмотрел на спящего гиганта, чему-то кивнул и прошипел:

– Начинаем.

Он медленно двинулся в сторону Мурьеты.

Олег, у которого порывы к истерическому смеху резко прекратились, пожал плечами и не двинулся с места.

– Я в этом участвовать не буду, – сообщил он. – Я не убийца. И это не моё время.

– От тевя этово никто и не ждав. Свизняк, – фыркнул Ежилец.

А потом прокрался к спящему капитану сзади.

Взял бычью шею в резкий захват. Вытащил из-за пояса нож, больше похожий на тесак, и уткнул лезвие в горло Мурьете. Капитан удивленно захрипел – слишком резким даже для него оказался переход из сладких пучин сна в жестокую реальность.

– Пришев твой посведний час, подонок. Пришев твой последний час. Привет от Порфирия. И Авевтины.

Последний подарок Мурьеты

Воронежполис-2049, 9 октября

«Мура убили!»,

Эта мысль была огромной и грозной, как китобойное судно, и не помещалась у Тины в голове. Она била и била в своды её черепа корабельным колоколом.

«Мура убили».

Первая леди возилась в личном кабинете с государственными документами, когда позвонил Порфирий. Он и поделился новостью. Рожу при этом состроил такую трагическую, что хотелось располосовать её ногтями. В душе гад явно радовался.

Признаться, она повела себя не как политик, а как женщина. Истеричка. Вспыхнула, покраснела и разом потеряла лицо.

– Это ты сделал, подонок?

– Что я опять сделал не так? – умильно спросил Порфирий, – Иногда мне кажется, что если я сложу руки на коленях и просижу так неделю, всё равно окажусь кругом виноват…

– Ты его убил, сволочь!

– Кого?

– Я до тебя дотянусь, старый мерзавец. Тебе конец. Ты же уже полутруп! Зачем ты коптишь воздух и отравляешь жизнь другим? Чтоб ты сдох!

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Тиночка, – проворковал Порфирий и отключился.

В Тине вдруг оформилась холодная уверенность-императив: старый мерзавец её революцию не переживёт. Ощущение от этой мысли было такое… Правильное.

В данный момент она сидела на крышке унитаза в туалете Верхней Палаты, куда полчаса назад её настойчиво пригласили нестерпимые рвотные позывы.

«Да что со мной происходит!» – паниковала Тина, подозревая худшее.

Вот её опять согнуло в отвратительной конвульсии и вывернуло прямо в гигиеническую раковину по правой стене. Желчью забрызгало кафель.