Братья. История масонства в России

Л. МАЦИХ: Ну, не обыватели, а, скажем так, обычный гражданин. Вот тут перечислены самые главные факты, вехи биографии Василия Осиповича. Он был человеком чуждым таких, может быть, сильных разрушительных страстей. Он был человек кабинетный. Он не знал никаких таких пламенных разрушительных эмоций. У него всегда была одна и та же жена — Анисья Михайловна Бородина, она из духовного сословия, как и он. Он не был привержен ни к картам, ни к пьянству, ни к охоте, ни к каким-то другим таким молодеческим забавам. Весь его интерес состоял в книжной науке. Он был человеком размышления, кабинетным ученым. Его жизнь составляли книги, документы, архивы, манускрипты, рукописи. Вот в этом была его жизнь. Поэтому как бы внешняя канва, она бедна. Но важно всмотреться в то наследие, которое оставил Василий Осипович. Это был, я думаю, самый выдающийся российский историк среди всей великой плеяды русских историков до большевистского переворота. Это мое субъективное мнение. Кому-то нравится Карамзин, Татищев, кому-то Щербатов, кому-то Данилевский, Устрялов. Слава богу, были историки. Были целые исторические школы им созданы. Он сам учился у Соловьева, у Буслаева, он многому научился у Платонова. Но, как мне кажется, Ключевский наиболее взвешенный, наиболее рациональный и наиболее методологически выверенный из всех историков. А для историка как для профессионала, как для мастера это, возможно, самое главное условие.

Н. АСАДОВА: Но вообще история в России — это особый случай. Потому что наука часто считается такой сервильной, которая в угоду тому или иному правящему режиму подгоняет исторические события нужным образом. И даже сейчас у нас идут разговоры об этом.

Л. МАЦИХ: Вы знаете, это, во-первых, не только российская черта. А во-вторых — как вам сказать? — наука, она несервильна. Но когда из истории делают пропаганду, делают агитацию, делают, так сказать, агитпроп на каждый день, тогда, конечно, это и сервильно, и холуйское, и холопское выходит. Да? Вот против этого, кстати говоря, Василий Осипович очень голос-то и возвышал. Вообще-то традиция давняя: Геродот еще бог знает когда, грек, отец истории, писал о том, что неважно, что на самом деле произошло в реальной жизни, важно, какой урок из этого извлечет юношество. Поэтому на историках лежит, по его мнению, особая ответственность. Об этом же говорил Платон — о том, что неважно, какой был факт, важно, какова будет его интерпретация и как его преподнесут потомкам. Это очень опасная тенденция. Она, как мы видим, не сегодня началась и не завтра закончится. По этому поводу не надо питать иллюзий.

Н. АСАДОВА: Но вообще существует такая фраза: «Все, что мы знаем — это кем-то рассказанная история».

Л. МАЦИХ: Эта фраза из Талмуда, одна из самых мудрых фраз на свете: «Все, что мы знаем о мире — это кем-то рассказанная история, это вопрос доверия к источникам».

Н. АСАДОВА: То есть в любом случае преломление через кого-то. И каждый человек одно и то же событие видит, в общем-то, по-разному.

Л. МАЦИХ: Абсолютно верно, вы абсолютно правильно рассуждаете. Но в этом нет большой беды. Вопрос, кому доверяет человек из свидетельств, кого он выбирает в референтный, заслуживающий для себя доверия, круг источников. Вот Ключевский добивался того, чтобы, во-первых, этот круг был как можно более широким, во-вторых, чтобы источники были как можно более разнообразные. И чтобы интерпретация, по возможности, не была тенденциозной. То есть чтобы говорили факты, а не была бы тенденция, а под эту тенденцию, под некую схему историческую, под шаблон подгонялись бы или выхватывались из огромного количества исторических событий те или иные, которые на эту концепцию работают. Вот тут он категорически говорил «нет». Вот, кстати, с этого начинается пропаганда, с этого она начинается. И вы понимаете, какая штука? И греки, и римляне, и все древние народы, которые историописанием, летописанием занимались, они этим грешили — соблазном превратить историю в пропаганду и поступить по горьким словам коленкора, адъютанта Наполеона, о том, что «история — это шлюха, которая ходит по рукам победителей». Вот чтобы не было так, честные историки во все времена, среди всех народов, во всей эпохе, они свой голос возвышали. Но этот голос иной раз заглушался и барабанным боем побед, и солдатскими сапогами, а то и ударами плетей. Всяко бывало. Кстати говоря, в становление из истории некой пропаганды огромный вклад внесла христианская историческая наука. Специальный жанр, который называется «агиография», то есть искусство написания жития святых, житийная литература. Вот этих биотифицированных и санктифицированных персонажей, она же вся пишется по шаблону некоему.

Н. АСАДОВА: Ну, я думаю, кому об этом было не знать, как Ключевскому, который выходец из поповской семьи и в Духовной семинарии учился.