Сергей как раз вернулся со срочной службы из Афганистана – я не очень хорошо разобрался, зачем Советскому Союзу понадобилось вводить туда войска, а западным газетам, которые я читал, живя в те годы в эмиграции, я мало доверял. Много русских ребят погибло там, выполняя интернациональный долг, как это называли лидеры правящей коммунистической партии, но многие выжили, вернувшись совсем другими людьми. Война меняет мужчин. Неважно какая – Пелопонесская, Столетняя, Алой и Белой Розы, Семилетняя, Англо-бурская или Афганская. Они учатся убивать, они теряют то глубинное чувство, живущее в каждом смертном, которое запрещает отнимать жизнь у подобного себе. Но они и умеют выживать, пройдя кровавую мясорубку. Они по-другому смотрят на поступки сверстников, постарев сразу на добрый десяток лет. Сергей, отслужив два года в десантно-штурмовом батальоне – войсках элитных по тому времени, но и затыкающих по причине особой выучки и закалки любую дырку в стратегических и тактических замыслах генералов, – вернулся в родной Киев и застал буйный разгул перестроечной поры. Никто больше не ловил и не стриг панков, не запрещал металлистам носить кожаные куртки с заклепками, в моду начал входить американский образ жизни с джинсами, жвачками, свободной любовью и дискотеками до упаду.
Совершенно законная мысль «А за что я кровь проливал, защищая южные рубежи нашей Родины?» посетила Сергея. Западный, разгульный и свободный образ жизни ему претил, поскольку напоминал об оружии, направленном в него душманами, которые и снабжались, и обучались Соединенными Североамериканскими Штатами. Власти СССР в то время не слишком-то боролись с «тлетворным влиянием Запада», не осознавая, в какую пропасть сбросит их это почти толстовское непротивление. Милиция отворачивалась, комсомольские лидеры гораздо больше внимания уделяли движению кооператоров, подготавливая себе плацдарм на девяностые годы. Дважды раненный осколками, контуженный противопехотной миной, но полный сил и задора десантник решил бороться по-своему.
Он подкарауливал возвращавшихся с танцулек-дискотек или ночных посиделок с пивом и травкой панков, металлистов, рокеров и попросту лупил их до тех пор, пока с золотой молодежи не слетала всяческая спесь. Мог перехватить троих-четверых сразу – навыки, полученные в десантно-штурмовом батальоне, позволяли быстро и надежно выключить нескольких противников до того, как те успевали сообразить, что же за ужас, летящий на крыльях ночи, выскочил к ним из кустов, окружающих парковую аллею. Так продолжалось больше месяца, прежде чем поступающими в киевские больницы парнями заинтересовалась доблестная милиция.
К спецоперации по задержанию ночного мстителя, как он проходил по оперативным сводкам, готовились долго. Пришлось даже привлечь киевский ОМОН – участковые и офицеры патрульно-постовой службы здорово сомневались в своих силах. И не напрасно. Сергей раскидал полтора десятка «мiлiцiянтiв»
[66], прежде чем его скрутили бойцы отряда особого назначения. Поскольку людям в погонах он увечий не причинял – пинал обидно, но без злобы – его подержали для острастки в ближайшем районном отделении, а потом принялись уговаривать пойти на работу в органы охраны правопорядка. От любезного приглашения Сергей, получивший уже к тому времени кличку ДШБ, отказался, сославшись на контузию и полученную в связи с нею группу по инвалидности, но зато попал в поле зрения Семена, водившего знакомства кое с кем из киевского горотдела милиции. Так началась их дружба, совместные походы по Троещине, а потом повоевавший под Кандагаром парень стал слугой крови.Кстати, должен заметить, что слуга крови не лакей избравшему его вампиру, а скорее друг и компаньон, пользующийся безграничным доверием. Никакого подобострастия, а только дружба и взаимопомощь. Мы нужны друг другу…
– Заходи, – я повернул ручку замка.
Сергей протиснулся внутрь. Короткий ёжик черных волос с проседью на висках, сломанный нос и монгольские скулы. Двигался он с грацией, которая не всякому кровному брату доступна.
– Доброй ночи, Анджей. – Обращений «пан» или «господин», принятых в нынешних Украине и России, он не признавал. – Почему Збышек не берет трубку? Я ему звонил раз десять…
– Нет больше Збышека, – стараясь, чтобы голос не дрогнул, ответил я. – Убили.
– Как? Где? – опешил Сергей.
– В Москве. В «Метрополе». А кто, не знаю. Но очень хочу узнать.
– Жаль, Селиван не слышит, – Семенов слуга тряхнул головой. – Тут же выводы сделал бы – и тут москали замешаны.
– Ага… А еще раньше говаривали – студенты, жиды и поляки.
– Жалко Збышека. Дельный мужик был, со стержнем внутри. Я бы даже сказал, с арматуриной. Сейчас таких мало. Вы, когда узнаете, кто его убил, мне шепните. Я давно уже по-настоящему не разминался. А Семен отпустит. Или сам с нами пойдет.
– Да те, кто его убивал, больше по земле не ходят. Припоздал ты, братец.
– А я не о тех речь веду, что ножи или стволы в руках держал, а о тех, кто команду давал. Выйдете на них, дайте весточку. Хорошо?
– Хорошо. Дам. Ты, ДШБ, по делу или просто так зашел, поболтать?