Братья крови

Когда я высказал свои опасения, Николай грустно покачал головой. Настоящий меч тоже пропал. С начала восемнадцатого века он хранился в Усть-Ижоре – родовичи Пелгуя сгинули в Северную войну. Кстати, все они были оборотнями, правда, узкоспециализированными – оборачивались исключительно в волков, а значит, по иерархии «Детей Протея», не могли подняться слишком высоко. Да и не хотели. Они гордились возложенной на их предка задачей и жили замкнуто, ни с кем без нужды не вступая в сношения. Последний из Пелгуевичей передал меч на хранение монахам, которые обставили этот факт словно чудесную находку. Петр Алексеевич по этому поводу повелел заложить деревянную церковь, а в фундамент ее зарыли сундук с мечом князя.

У церкви оказалась весьма несчастливая судьба. Дважды она горела, причем последний раз – от удара молнии. Стояла в развалинах. Была восстановлена при Александре Павловиче, но уже при советской власти ее превратили в склад, как и тысячи других гораздо более известных храмов. А во времена горбачевской перестройки затеяли реконструкцию. Вот тогда-то сундук с мечом и пропал. Пашутин, как раз в те годы занявший место главы ленинградского отделения «Детей Протея», узнал об этом случайно. Но в бумагах, оставленных предшественником, имелись записи о миссии Пелгуевичей. Никаких распоряжений для сообщества оборотней там не было, поэтому Николай просто сделал зарубку «на память» и выбросил дело о мече Александра из головы.

Но, заметив мой интерес, он принялся искать среди архивов «Детей Протея». Связался по телефону с Москвой, с тем самым Филиппом Филипповичем, о котором упоминал Прозоровский. История сохранила слова, якобы сказанные старшиной Пелгуем и передаваемые его наследниками из поколения в поколение: «И до той поры Русь непобедима будет, пока меч Александра хранится в пределах ее». Возможное решение загадки пришло к нам в головы одновременно. Вдруг меч – это ключ, запирающий магическую защиту? Насколько я помню, князья и мастера, намеревавшиеся остановить лондонскую чуму, говорили, что добыли для обряда меч Жуаёз, некогда принадлежавший самому Карлу Великому. Эх, спросить бы Амвросия…

Стоп! Не потому ли киевский Князь просил меня найти меч Александра?

Мы поняли друг друга без слов.

Пашутин попросил пять дней. И ночей, само собой.

Думаю, оборотню, сотрудничавшему в свое время с контрразведкой, а именно по их заданию, он обмолвился, Николай попал на «Армению», не составило труда потянуть за старые ниточки, созвониться с давними соратниками, которые ушли на заслуженный отдых. Но, как известно, работников спецслужб бывших не бывает, как и бывших рыцарей.

Все это время мы с Жанной гуляли по ночному Санкт-Петербургу. Я много раз слышал, как люди ценят белые ночи, когда можно бродить по городу до утра и его красоту видно, как днем. Мне, как вампиру, приходилось довольствоваться ночными часами, а летом путь в Северную столицу для меня заказан. Но своя прелесть есть и в заснеженных улицах и набережных, облепленных снегом кованых решетках и ветвях деревьев, схваченных льдом руслах каналов и рек. Ну разве что скульптурам в Летнем саду на зиму сбивают уютные гробики из горбыля, делая их похожими на ритуальные захоронения необычной цивилизации.

Мы прошлись, кажется, по всем мостам через Екатерининсикй канал и Фонтанку, видели сфинксов, львов и грифонов с позолоченными крыльями. Стояли над черной Невой, так и не замерзшей на стремнине, подставляли щеки сырому ветру на стрелке Васильевского острова. Постояли и у Зимнего дворца, и у Михайловского замка. Санкт-Петербург в свете электрических фонарей предстал не менее прекрасным, чем под солнцем. Впрочем, я никогда не видел его при солнечном освещении, став вампиром за триста лет до сумасбродного решения Петра Великого.

Но мне всегда нравилось гулять по городу, наполненному изваяниями, будто музей под открытым небом. С авторами некоторых из них я был знаком. Скажем, с Петром Карловичем Клодтом мы общались, когда он готовил к отливке памятник Крылову. Не тому, в чьем издательстве Жюстина выпустила несколько книг под мужским псевдонимом, а баснописцу.

Жанна просила свозить ее на Черную речку, показать место дуэли Пушкина, но мы успели посмотреть лишь особняк на Фонтанке, где Александр Сергеевич написал «Руслана и Людмилу», поскольку явился мрачный, туча тучей, Пашутин и заявил, что напал на след.

– Разыскал я черных археологов, которые меч стащили. Банда, по-другому и не скажешь. Давно с ними поговорить надобно… – хмуро бросил он.

Время было еще не позднее, около девяти вечера, я только что пробудился от оцепенения и вызвался пойти вместе с оборотнем.

С неба срывался мелкий снежок, когда мы вышли во двор, и Николай нырнул на водительское место темного «УАЗа». Движением головы приказал крепкому парню уступить мне сиденье рядом.

– Не смотрите, Анджей, что авто мое такое неказистое, – хитро подмигнул оборотень. – Тут только кузов заводской. Все остальное – ручная сборка и гораздо мощнее, чем на первый взгляд кажется.

– Да я не слишком-то разбираюсь. Лишь бы ехало.